Жорж Старков - Город ненаступившей зимы [СИ]

С тех пор прошло немало времени, однако зудящий рубец на душе следователя до сих пор давал знать о себе. В том числе и тем, что Игнатов, с перестал признавать что-либо новое, а если и признавал, то оно должно было, непременно, походить на старое — на то, что окружало, когда рядом были они — те три человека, которых уже никогда не вернуть. Те, с кем в иной мир ушла часть его собственной души, и он до сих пор жалел, что только часть…

В тот самый момент, когда чёрно-белая змейка укусила собственный хвост, ворота, наряду с кирпичным забором огораживавшие складскую территорию от нежелательных посягательств, скрипнули и разошлись в стороны. Игнатов оторвал взгляд от экранчика телефона, уже не боясь проиграть, и проводил взглядом грузовую «Газель», проехавшую мимо и остановившуюся возле места загрузки.

— Николай Булавин? — окликнул он выпрыгнувшего из кабины водителя.

Парень повертел головой, не сразу распознав источник звука, утвердительно кивнул и, неспешно зашагал к Игнатову.

— Я — следователь Семён Игнатов, — представился полицейский. — Могу у вас пару минут забрать?

— Есть новости о Серёге? — вместо ответа спросил Коля.

— Нет. Пока нет… — покачал головой следователь и жестом пригласил собеседника присесть на такую же упаковку с минералкой, как и та, что служила ему, чем-то вроде табуретки. — У меня к вам вопросы есть.

— Задавайте, — вполне дружелюбно, без тени беспокойства, предложил Коля.

— Перед тем, как Сергей пропал, вы с ним повздорили. Это правда? — не стал ходить вокруг да около следователь.

— Откуда вы знаете? — машинально вопросил Коля, хотя, почти сразу понял, что сделал это зря. — Хотя, какая разница… Да. Было дело.

— Сильно поругались?

— Да, так. Не очень. Бывало и хуже.

— Есть свидетель, который утверждает, что вы подрались.

— Ну, слегка, — не стал лукавить Булавин.

— Вы считаете — это нормально? — непонятно зачем, спросил Игнатов.

— Слушайте, — вздохнул Николай, — ну, поругались. Ну, дал я ему по щам разок. Такое бывает. Или вы думаете — я его убил?

— А кто говорит об убийстве? — не преминул подловить следователь. — Пока нет тела, ваш брат — пропавший без вести. А вы можете пролить свет на этот вопрос?

— Вы, если меня подозреваете — так и скажите. Окей? — насупился Коля.

— Если бы я тебя подозревал, ты бы уже в КПЗ сидел! — спокойно, но довольно грозно проговорил Игнатов. — Я хочу знать всё. Я тебе честно скажу — я не догадываюсь, где его искать и с какого конца за это дело браться. Так что, будь добр — не выкаблучивайся и давай начистоту! Что вы не поделили?

— Мой сын от него, — не стал отнекиваться Булавин и сразу выдал столь весомый козырь козырь, благодаря которому следователь мог засадить его в тюрьму, без шансов на иной исход судебного разбирательства. Николай знал это и, всё же, сказал.

— Охренеть, — не поверил Игнатов. — А ты понимаешь, что это мотив. Да, ещё какой мотив!

— Понимаю, — спокойно признался Булавин. — Но я его не убивал. Мы поругались — он ушёл, чтобы не нагнетать. Собирались поговорить утром. Но я его больше не видел. Это всё, что я могу сказать. Хотите — забирайте! — он вытянул вперёд руки, кивая на запястья.

— Эх, дурак ты! — выдохнул Игнатов. — Езжай, вези свою минералку по ларькам. А про эту историю с сыном — лучше помалкивай.

— И вы меня не арестуете? — усмехнулся Коля.

— Арестую. Если буду уверен, что ты своего собственного брата завалил. А пока я в это не верю, — серьёзно отчеканил Игнатов. — Но, по первому звонку — ко мне. Ясно?

— Ясно, — кивнул Булавин, поднялся с ящика, пожал протянутую ему жилистую руку и зашагал к своей «Газели».

Игнатов понимал — любой другой на его месте счёл бы откровенность Николая Булавина подарком судьбы и уже вскоре закрыл бы дело. Но Семён был другим. Он, в отличие от большинства коллег, верил — сидеть должен лишь виновный. Невиновным за решеткой не место. И за это убеждение его тихо ненавидели в родном управлении. Всегда ненавидели…

Лена проснулась от лязга металла. Железная дверь хлопнула этажом выше, но девушке показалось, что шум рождался прямо у неё под ухом. Всю ночь она провела, свернувшись калачиком в углу лестничного пролёта, между вторым и третьим этажами. Ей было страшно на улице и, в то же время, не хотелось домой. Подъезд был чем-то пограничным. Ни то, ни сё, примерно как и сама Лена. По крайней мере, она себя так ощущала. Ещё не вещью, но уже не человеком. Она была никем. Уже была…