Юлия Сиромолот - Подсолнух и яблоки

— Спасибо, — Ник улыбался, доброжелательно поглядывал по сторонам, дом ему нравился. — Я уже.

— Но я-то нет! — Келли воспрял духом при виде этого спокойного славного дядьки. — Заходите. Или нет, я сейчас… но все равно — заходите!

Усадил мастера в нижней гостиной, извинился раз пять за то, что в такую рань нечем угостить (Ник вежливо и терпеливо отнекивался); все-таки побежал под душ, оделся наново и спустился, голодный и почти бодрый.

— У меня пикапчик тут, — говорил мастер, выходя вслед за Келли в просветлевший туман, — там платформа, инструменты. Так я его подгоню, а ты мне покажешь, где там и что, да?

Выговор у него был мягкий, но не такой, как у местных. Мика… ле-нич, ну и фамилия, а дядька, кажется, в целом приятный…

Все еще в запале, Келли совершил налет на холодильник в ресторане, сварил кофе — но, пока жевал-запивал, тоска тут как тут — прогрызла подреберье, взялась за душу.

Мастер времени даром не терял — когда хмурый управляющий показался из парадного, платформа уже была собрана, Ник наверху осторожно отцеплял завязки флага.

Келли не сдержался, матерно охнул — в пол-лица ее черная рваная дыра, как же можно! Ник хмыкнул. Рассматривал витраж, то так, то сяк наклонял голову, осторожно трогал сколы. Наконец перегнулся через перила с отбитым куском стекла в руках:

— Хорошо. Прямо сейчас и займусь.

Три часа спустя в кабинет Келли заглянул Марч. Управляющий сидел на подоконнике, сонно смотрел на горизонт.

Оглянулся:

— Ну, что? Как дела?

Марч покачал головой.

— Ты лучше сам погляди.

— Что такое? Говори?

— Нет, Келли. Сходи сам. Чересчур он… самостоятельный.

Келли выбежал вон.

— Что ж ты делаешь, стекольщик хренов! Слезай оттуда! — Келли захлебнулся. Этот… горе-мастер вынул стекла в половине витража, от Сиды остались только летучие завитки волос по краям да синее платье.

Ник аккуратно положил стекло, сошел с подмостков.

— Что это я делаю? Работаю… но могу и поговорить…

Похлопал по карманам, вытащил «Мальборо», закурил. Келли не успел и рта раскрыть — зашелся кашлем, ухватился за лестницу.

— Что такое, что?

— Не кури… при мне… ясно?

— Ясно. Виноват, не знал же.

— Да пошел ты… что с Сидой теперь?

Мастер посмотрел на витраж.

— А что с ней? Все будет хорошо… Как ты сказал? Как ее зовут?

Не осталось сил злиться, гнев утонул в горькой слюне.

— Ее не зовут… Это Сида. Да ты все равно хрен поймешь… Я же тебя просил — что? На кой ты все разобрал?

Мастер усмехнулся.

— Вот как. Говоришь, ни хрена не пойму, да? По крайней мере, я работу свою знаю. Просто так не исправишь. Не окошко остеклить.

— Слушай, теоретик, — Келли снова закипал, — слушай, я твои художества поощрять не намерен. Что не окно — понятно, но ты… лучше не умничай, лезь наверх, ставь все на место, и завтра к вечеру чтобы я эту государственную символику отсюда прибрал! Мне нужна она. Живая… то есть целая, я хотел сказать, ну, ты понял.

— Понял, понял, — мастер посмотрел на Келли искоса, но без злобы или обиды. — Вот что, парень… Сразу скажу, чтобы без недоразумений — ни завтра, ни послезавтра Сиды… хе, Си-ды… у тебя не будет. Вот, спросить забыл — чья работа, кто ее делал?

— Ванесса ван Шпренглер, — отвечал ошарашенный Келли, — знаешь такую?

Ник пожал плечами: то ли да, то ли нет.

— Неплохо, — все-таки вытащил сигарету, сунул в рот. — Да. Рисунок хороший, стекло… Но раз испорчена — то не без причины. Неправильно что-то с твоей красавицей. Подумать надо… Так где у тебя можно курить?

— Там, — управляющий махнул рукой, — скамеечка, видишь?

В парадном околачивался осторожный Марч, без слов вопрошал — как, быть или не быть?

— Ну и дед… Думать он будет … Марч, присмотри за ним. Я домой пойду, ночь не спал, совсем никакой.

Келли снилась погибель. Жестокий был сон и беспросветный. Один смертный ужас, — знал, что убивают… Мокрая подушка рассыпалась землей, простыни обжигали холодом спину, живот, ладони. Умереть в том сне Келли не мог, только умолял — не надо! И проснуться не мог — наяву все кружилось и рушилось, осыпая лицо осколками, ледяные пальцы разжимали челюсти…

— …!

Это был не его голос, и Келли не разобрал слов. Не до того ему было — глотнул какой-то горькой, вяжущей, кислой дряни, от которой свело диафрагму.

— Вот незадача. Давай еще раз.

— Кто…

— Да это я, Микаленич. Пей, парень, это аспирин. Все равно, тебе пить надо. Марч уже за врачом побежал. Ну, постарайся.