Юлия Сиромолот - Подсолнух и яблоки

А скользнуть в воду, спрятаться — не получалось. На самом краю плиты сидел Тераи, свесив ноги в режущую бликами волну. Над ним — или в море, но так высоко, что казалось — прямо над ним, — качалась на восходящем потоке морская птица.

— Как ангел…

— Что?

— Птица. Смотри, как зависла…

— Птица, — фыркнул Тераи и откинулся на локти, подставил себя свету. — Толстая, белая жадина… Правда, ангелы тоже толстые и белые. В белом.

Келли рассмеялся.

— С чего бы? Где ты таких видел?

— Дома в поселке. В церкви. Мой дядя рисовал. Они у него всегда на тетку Рангу походили — толстые, с томными такими глазами… Вот таких я видел. А ты?

Келли не ответил сразу. Толстые белые тетки… Высокий, открытый, повернутый к солнцу…Светловолосый… нет, это уже давно… Давно. Не со мной.

— Нет. Я все больше по людям… Однажды, правда, встретил — совсем не такого… и даже любить довелось…

Тераи многозначительно похлопал себя по груди. Келли отрицательно мотнул головой.

— Ну, что ты. Какой из тебя ангел.

Тераи задрал брови.

— Ты искуситель такой… маленький маорийский дьявол.

— Хорошо еще, не сумчатый, — уточнил Тераи. — Ладно, допустим. А ты?

— Я-то? — Келли удивился — как легко соскользнули слова, — я всего лишь старая ирландская шлюха.

Он ожидал, что Тераи засмеется, или рассердится, или хотя бы скажет — какая чушь, мой милый! На худой конец удивится — почему же шлюха?

Но тот посмотрел, словно прикидывал что-то, и спросил:

— А сколько тебе?

Келли оторвал живот от камня, сел.

— Ну, сколько?

— Тридцать три. Через две недели будет тридцать четыре.

Тераи сложил губы дудочкой.

— О-о! Мне всего девятнадцать. Так что ты действительно… старый…

— Дьявол! Дьявол! — Келли вскочил, ему вовсе не было смешно, хотел схватить за волосы, но Тераи легко увернулся, подставил плечи. — Да на куски разорву!

Тераи не сделал даже вида, что испугался. Сквозь ресницы смотрел внимательно, словно пересчитывал, по частям складывал нависшего над собой любовника: так, это пальцы… ничего, крепкие, руки — ага, мускулы имеются, плечи — годятся, какие есть, крестик на золотой цепочке, живот — плоский пока еще, колено… и в обратную сторону: живот, татуировка, крестик, бешеные карие глаза…

Сколько ушло на это — секунда? Меньше? Но когда высвободил руку — притянуть к себе, ведь ничего же не случилось — было поздно уже. Келли сам его отпустил и сел поодаль.

— Не обижайся.

— Я не обижаюсь. Черт, где мои плавки, утопил я их, что ли?

— Они в скутере, под сиденьем. Келли… это же правда. Ты старше.

— И ничего кроме правды, детка. Ты спишь с богатой подержанной шлюхой. Она еще не морщинистая, правда, не дряблая даже… и не в маразме. Ты сам-то понимаешь, до чего это отвратительно?

Поднялся и отошел к скутеру, искать плавки. Тераи тем временем понял — что-то не так, возвысил голос:

— А я думал, тебе нравится… И разве ты мне платишь за это?

Келли задохнулся.

— Еще чего! Хватит и одной бляди, пара — это уже слишком!

— Тогда что случилось? Почему отвратительно?

Келли в растерянности смотрел на Тераи — что с ним? А со мной? С нами?

— Ты не поймешь, — сказал через силу. — Если сейчас не понимаешь — то все уже… А если бы понял — ты бы не сказал, что сказал. Я ведь не за это тебе плачу, у тебя контракт, мальчик, и там ничего… Но ты-то… ты меня купил, что же удивительного, что не возражаешь… Я и есть шлюха. А кто же еще? Все верно.

Бормоча что-то, оделся сам, принес Тераи его шорты и белую рубашку.

— Собирайся. Скутер-то один, не оставлять же тебя здесь.

Тераи взглянул — ни слова не сказал.

— Давай, — и Келли молчать бы, но не получалось, несло куда-то… удержаться только. — Отдых закончился. Мне надо в клуб.

Возвращались — Тераи еще держался, обнимал за талию, по-другому на скутере никак, но на причале руки снял — и больше уже не прикасались друг к другу. Келли был мрачен, Тераи выглядел не то чтобы растерянным — такого выражения нельзя было даже представить у него. Но, кажется, сообразил, что «порвалось ожерелье», и от того, что не знал, что делать — и надо ли? — от этого и попрощался весьма непринужденно, и пошел с причала легкой походкой — куда? Ночевал где-то в городе, и слава Богу — Келли не вынес бы его рядом, хорошо — хоть это почуял, безмозглое создание… Вот как обернулось — слова, под солнцем сказанные едва ли не в шутку, к ночи въелись клеймом, отчетливее охранных узлов, жарче прикосновения бесстыжей его руки.