Юлия Сиромолот - Подсолнух и яблоки

Когда Ванесса, ласкаясь, назвала мастером… Лежал подле нее, ни вздохнуть не мог, ни пошевелиться — с картона напротив Сида глядела презрительно: неправда это, притворство, сам знаешь. А Ванесса все гладила, шептала свое, вот и взорвался, взбесился. Сбросил ее руки — наотмашь по пальцам, орал, мол, мастер — это платный ебарь, она в ответ — а ты-то кто, думаешь, не знаю? Да еще и полупедик! И пошло тут — с визгами и оплеухами, с дрянью и бранью, а Сида усмехалась, потому что вот это уж была чистая правда. Не то чтобы через край стыдная, какой уж есть, — но другое было горше.

Мастер, верно.

Умелец, черт и сто раз черт…

А сердца нет.

А там, где сердце, под свернутым втрое узлом татуировки — страшная провидица с глазами-маслинами.

Правду она сказала — не будет тебе радости, Келли, от того, что ты спасешься.

Телефон зазвонил с переливами.

— Келли. Говори, Ланс.

— Здравствуй, Келли. Как поживаешь?

— Херово поживаю, — сказал Келли. — Сиду разбили.

Ланс хмыкнул.

— Ну, прости. Привычка.

— Прощаю. Когда Ванессу пришлешь?

— Э-э… собственно, Ванесса… не приедет.

— Что?!

— Она… на меня больше не работает.

— Ланс! Не шути!

— Келли. Я ничего о ней не знаю уже полгода. Не вздумай швырять трубку.

Келли осторожно разжал пальцы, переложил трубку направо, чтобы лучше слышать.

— Найду, что швырнуть… из твоих бесплатных приложений, не беспокойся… Слушай, Ланс, я тут просто бешусь, Марч этот бардак флагом завесил, но у меня все-таки ночной клуб, а не гребаная мэрия!

Ланс захихикал.

— Да-да. Умница Марч. Хорошие у тебя люди.

— Да уж, — с нажимом отвечал Келли, заводя глаза. Боже, взять бы Ланса за шкирку, потолочь носом в столешницу… — по крайней мере, не сбегают без вести. Что ты можешь для меня сделать?

— Все, что угодно, — весело отвечал Ланс. — Это будет стоить тебе двести сейчас, а за саму работу — как получится. По факту, так сказать.

Келли стиснул челюсти. За три куска цветного стекла…

За Сиду — чтобы она смотрела на моряков темным взглядом…

— Завтра, — сказал он и не удержался, сошел в хрип. — Чтобы завтра, слышишь…

— Будет тебе завтра. Не волнуйся, солнце мое, — и трубка забибикала отбоем.

Были другие дела в остатке дня, Келли очень старался, чтобы мысль о Сиде не втыкалась то и дело осколком между ребер. Клуб открылся в обычное время, постоянные посетители смешались с теми, кому завтра уплывать дальше, вокруг острова, к Аотеароа — Длинному Белому Облаку, к Австралии, к берегам Японии.

Келли не остался на вечернюю программу, как делал, если был в добром настроении. Ушел через кухню, чтобы никого не видеть — ни старых знакомцев, ни однодневных пришлых. Ешьте-пейте, шепчитесь-веселитесь, Марьян вам смешает, Тони, Лада и Орс поднесут… а Дэф спляшет… так, что у вас аж в глазах почернеет… Люди…

До дома идти было — всего ничего, несколько сот метров, но он встал под телефонной будкой и все перебирал на ощупь монетки в кармане. Позвонить Марине? Атану? Тераи? Нет, нет, да и не поможет это, потому что с ними и для них одно — спортивный секс, образцово-показательный, с обоюдными удовлетворениями. А как же — мастер! Черти тебя еще в аду за это мастерство… А того огня, что прежде был задаром, как вдох и выдох, нет и уже не будет. Ушел огонь, отступился, а куда, почему — вот, спроси-ка у Сиды!

Чего ж ты хотел, скажет она, когда убежал от судьбы? Разгребай теперь пепел.

Так никому и не позвонил. Холодно ему было в ту ночь, а Сида, закрывая лицо ладонями, шептала жалобно, но ее языка Келли почему-то не понимал.

Мастер приехал затемно, еще туман не поднялся. Келли спал — не спал, до утра промаялся, в затылке плескалась тяжесть. А ведь один только глоток с вечера — вон, стакан стоит недопитый, уже и «Джемисон» не в радость и не впрок. В этой беде выбрался на балкон, уперся голым животом в холодные завитушки — аж под сердцем заныло, — и услыхал, как у «Сиды» кто-то терзает что есть мочи сигнал. С минуту слушал — опомнился, побежал звонить на охрану. А еще через пару минут уже натягивал джинсы, путался в футболке — встречать дорогого гостя.

И встретились — мастер, уже немолодой, едва по плечо рослому управляющему «Сиды», и сам управляющий — встрепанный, серый после скверной ночи, больной.

— Я от Ланса, Ник Микаленич, работаю по стеклу.

— Да, — Келли прочистил горло, но голос звучал ржаво. — Это здорово. Доброе утро, Ник. Я Келли, управляющий… в общем, там мой клуб и все… Завтракать?