Василий Ермаков - Мотив

Расстроенная и утомленная Ирина Петровна направилась мимо оранжерей и цветников к служебному выходу, но, вспомнив о билете, повернула к Центральному.

Все-таки хорошо, что она побывала здесь. Как-то по-другому, не так трагично стала смотреть на свое несчастье. От того, что на роду написано, никому еще уйти не удалось, вспомнилось ей любимое изречение дворничихи, той самой, которая когда-то считала ее некрасивой.

Только в лифте Ирина Петровна спохватилась, что забыла найти и посмотреть чубушник Лемуана.

Мать уже была дома. Впустив Ирину Петровну в квартиру, она принялась бегать из комнаты в комнату, явно чем-то выбитая из колеи и бросая на дочь встревоженные, боязливые взгляды. «Что-то произошло в мое отсутствие, — догадалась Ирина Петровна. — Что-то случилось. Не дай бог — с Катей».

Но почему-то подумалось, что Катя и не заболела и не попала под автомобиль, а случилось с ней совсем другое, куда более страшное…

Что представляло из себя это страшное — мелькало в голове, но Ирина Петровна не смела оформить его как мысль… Как признаться себе, что дочь может и не появиться в этой квартире, навсегда остаться с отцом?.. А если это произойдет, то что же… выходит, она, Ирина Петровна, зрелая сорокалетняя женщина, обманывала себя, тешила красивыми, но мнимыми страданиями?.. Нет-нет, это невозможно. Это было бы уж слишком жестоко.

Ирина Петровна перехватила мать, обняла ее, с глубокой жалостью ощутив под дымчатой толстой шалью сухонькое легкое тело, и, заглянув в ее выцветшие серые глаза, заискивающе спросила, что случилось.

— Не знаю, как и сказать! — сокрушенно пробормотала старуха.

— Мама! — требовательно произнесла Ирина Петровна, уверившись уже, что случилось самое худшее, и, неожиданно ослабев, опустилась на диван.

— Да нет! Нет! — догадавшись, всполошилась мать. — Там все в порядке… Эмиль звонил — вот!

У Ирины Петровны отлегло от сердца.

— Эмиль? Как Эмиль? Разве ты перезваниваешься с ним? — почти что весело спросила она.

— Уж шесть лет будет, как он надоедает. Еще из Перми названивал… Просил тебя позвонить, когда вернешься. Я сказала, что передам, а вот захочешь ли ты позвонить…

— Да почему же не позвонить? — улыбнулась Ирина Петровна. — Все-таки мы старые друзья.

— Я ваших дел не понимаю — стара! — возразила мать, избегая смотреть в глаза дочери, — Ой, я, раззява: у нас куска хлеба к обеду нет. Пойду сбегаю в булочную…

Мать юркнула в прихожую, завозилась у рундука перед зеркалом. Кажется, она не одобряла поведение Ирины Петровны, не верила ее объяснению случившегося. Взгляд, которым она и вчера и сегодня смотрела на Ирину Петровну, напоминал взгляд Кати. Сговорились они, что ли?..

— Зачем же ты? Позволь, я схожу, — обратилась она к матери.

— Сходи, — безропотно согласилась мать и, по-прежнему глядя в сторону, прошла в кухню.

Ирина Петровна поняла мать, поняла ее опасения. По-видимому, Эмиль хорошо был осведомлен о ее, Ирины Петровны, положении, должно быть, все эти годы терпеливо следил за нею, и матери это было неприятно. Неужели Эмиль уверен был, что наступит и его час, что и она, Ирина Петровна, проиграет свою главную игру так же, как проиграл свою — не получилось ведь из него ни великого сценариста, ни великого кинорежиссера. И наступил момент играть вместе?.. Он согласится с тем, как непорядочно и жестоко обошлись с нею, она подыграет ему в том, что да — он не был понят начальством и обойден своими пробивными, хоть и бездарными, соперниками. Весьма оригинальный тандем!..

— А если это не так? — спросила себя Ирина Петровна, войдя в лифт и надавив на кнопку первого этажа. — Если он просто несчастен и нуждается в нормальной человеческой поддержке? Почему меня бросает в крайности?..

Лифт остановился, скрипнула дверь, Ирина Петровна вышла на улицу, вернее, во двор. Все так же висела в весеннем воздухе серенькая кисея теплого дождика, и все тем же ровным светом наполнен был день. Из водосточных труб робко выбулькивались скрученные струйки воды.

Булочная занимала часть первого этажа дома на перекрестке улицы профессора Попова и Аптекарского проспекта, и по обе стороны от входа стояли свободные телефонные будки. Ирина Петровна вошла в одну из них, сняла с рычажка трубку, набрала номер телефона Эмиля и тут же надавила пальцем левой руки на рычажок, охваченная каким-то внезапным, непонятным стыдом.

— Нет, это невозможно, — пробормотала она и, повесив трубку, вышла из будки, едва не задев дверью ковылявшую мимо, тоже в булочную, старуху с клюкой. Что-то знакомое померещилось в облике этой старухи. Еще показалось, что и старуха с любопытством покосилась на нее красными выпученными глазами. Наверное, это была одна из тех старух, которых всегда много в их дворе. Целыми днями они сидят вокруг песочниц с играющими в них детьми, зорко наблюдая за каждым из четырех подъездов дома: кто входит и кто выходит. Много лет назад девчонкой Ирина Петровна намозолила всем глаза — вот старуха, поди, и пытается сейчас припомнить ее.