Роман Солнцев - Полураспад. Очи синие, деньги медные. Минус Лавриков. Поперека. Красный гроб, или уроки красноречия в русской провинции. Год провокаций

— КПСС нету, — еще ласковее журчал Миша. — КГБ нету. Ты здесь для всех нас, как мать-хранительница очага… Твоя рекомендация…

Ах, вот оно что! Лезет иголкой прямо в нерв. Имеет в виду, разумеется, что вдова гениального Григория Бузукина пользуется непререкаемым авторитетом среди ученых среднего поколения. Во-первых, сама не дура, во-вторых, в партии не состояла, упряма и самостоятельна во всем, что, несомненно, вызывает восхищение у желторотой молодежи.

Это ведь она еще во времена СССР, беременная, располневшая, просидела долгую ледяную осень в тонкой палатке на берегу таежного озера с карстовыми пещерами, ожидая появления оттуда «сибирской Несси», красноглазого ящера, предсказанного безумным старичком академиком Ивановым-Зайончковским. И это она спустила с лестницы очередного товарища из парткома, явившегося увещевать ее за аморальный образ жизни: взялась-де отнимать Газеева у его смуглой красавицы-жены. А тот прятался потом от них обеих в подвалах Института биофизики… Это счастье, что Анечку, брошенную, с ребенком, взял в жены Григорий Бузукин… Только жаль, недолог был счастливый союз — вечно хохочущий, белозубый Григорий умер от инфаркта… Прилег, улыбаясь, и ушел…

В тот год Мишка-Солнце уже работал в Канаде, но ему все подробно описали. Он послал телеграмму с соболезнованием, которая не дошла… Он звонил, а сибирская телефонистка сказала, что АТС Академгородка временно не работает… Но изменились, слава Богу, времена. Свобода. Так чего бы Анне Муравьевой не уехать в Штаты?

— Нет, милый мой. Я уже старуха и этим горжусь.

— В сорок лет?

— В Сибири год идет за полтора. Хочешь кофе?

— Я ничего не пью, — мгновенно ответил Мишка-Солнце и глянул на часы. — До… до половины восьмого… Вот, сейчас как раз половина восьмого. Можно.

— Ты все такой же, Миша.

Анна быстро намешала растворимого кофе в чашки, нарезала сыра и колбасы, открыла баночку маслин. И, вздохнув, сказала:

— Хорошо. Записывай. Вот кого надо спасать. Раз ты у нас такой богатый. — И начала перечислять фамилии молодых физиков и биофизиков, оказавшихся без работы…

А профессор Белендеев, достав блокнот, не чинясь, аккуратным почерком записывал…

Через час он поблагодарит Анну и протянет сотенную американскую бумажку. Анна усмехнется и вернет ее.

С улыбкой японца Мишка-Солнце протянет ей две бумажки по сто долларов. Муравьева вернет и их.

Хохоча, Мишка-Солнце протянет ей пачку банкнот. Анна скажет:

— Русские женщины не продаются.

И, так пошучивая, они расстанутся…

— Сынок, ты куда? — окликнула мать сына, механически прошагавшего мимо нужной двери на чужой этаж. — Мы пришли. — И постучала кулачком в дверь она не любила звонки.

И в эту минуту в кармане кожаной куртки у Алексея запиликал сотовый телефончик — единственная уступка от дирекции Института биофизики ему, доктору наук.

— Мам, извини. — Алексей отвернулся. — Внимательно слушаю.

— Алексей Александрович, — звонко произнесла Кира, секретарша директора Института физики академика Марьясова, — тут у нас гости… Про вас спрашивают.

— Кто?

— Профессор… Ой! — Ей не давали говорить. Слышался смех. — Он теперь… руководитель…

— Ну кто, кто?

В трубке зашуршало, и мягкий картавый голосок спел:

— Над Канадой небо синее… Только все же не Россия…

А, это Мишка-Солнце явился со своей новой родины, всегда что-то знающий, чего другие не знают.

— Когда появишься, родной? Уж и на работу пора.

Странно, Алексей никогда не был с этим господином на «ты». В знаменитые годы расцвета Академгородка Левушкин-Александров, в лучшем случае как один из перспективных молодых ученых сиживал у «стариков» на таинственных семинарах, слушая относительно безумные теории, так называемую мозговую атаку корифеев. Всё миновало. Что теперь-то понадобилось заграничному гостю?

— Посидим, погуторим, — ласковой скороговоркой продолжал Белендеев. Я в Доме очень ученых, в гостиничке. Могу и в ресторане внизу подождать. Это раньше у дворян называлось второй завтрак. Давай через полчаса?

Отказать бы совсем, но Левушкин-Александров, запинаясь, ответил:

— А если попозже? У меня всякие обстоятельства…

Черт его знает, может, на ловца и зверь бежит.

Ну где же сестра? Уже на работу убежала? Наконец, с той стороны двери защелкал, завозился ключ в разболтанном замке.

— Батюшки! Мамочка! Братик! — замурлыкала в дверях тоненьким голоском, как девочка, Светлана, остриженная и покрашенная нынче под Мерилин Монро. И указала за спину острым длинным малиновым ногтем. — А тут ваша Броня2 звонит. Что опять эта халда натворила?