Роман Солнцев: Полураспад. Очи синие, деньги медные. Минус Лавриков. Поперека. Красный гроб, или уроки красноречия в русской провинции. Год провокаций

— Мама, ешь.

— Спасибо.

— Что спасибо? Ешь! Хочешь, сама намажу?

— У меня пост.

— Ну с конфетами пей.

— Спасибо. Сладкое тоже нельзя.

— Ты же сахар кладешь? — ярится Бронислава. — Почему?!

— В конфеты сливки кладут…

Бронислава терпела до сегодняшнего дня, но дальше никак! Старуха, наверное, ненавидит ее. Рассказала бы что-нибудь! Говорят, когда-то была боевая женщина. Но теперь молчит целыми днями, шмыг-шмыг, шурк-шурк мимо. Конечно, ненавидит. Не хочет разговаривать…

Не раз, прибежав поздно вечером к мужу в лабораторию, Броня жаловалась:

— Мне одной тяжело. А подруг позову — она осуждает.

— Осуждает? Почему так думаешь?

— Уставится из угла… и молчит… А то всё молится и молится…

— И хорошо, — не отрываясь от мерцающего монитора компьютера, начинал бормотать муж. — Это, конечно, имеет смысл, если точно кто-то слышит наши молитвы… А если ничего этого нет, налицо процесс самовнушения: что нас как бы слышат, и потому нельзя преступить светлые заповеди, завещанные…

Бронислава, гневно смеясь, хлопала его по худой спине:

— Ну хватит! Идем!

Алексей Александрович выключал свет, и они уходили в центр города, слонялись там, как примерные супруги, машинально глядя на красочные витрины новых бутиков. В непогасшем вечернем небе, пролетая, мигали красными лампочками самолеты, с тополей и берез каркали, сердясь на прохожих, вороны — где-то здесь под кустами скверика их толстые и еще неловкие детки…

Но вот явилась осень, а настроение у мужа не стало лучше, и Броня уж подумала: не замешана ли здесь какая-нибудь аспирантка или лаборантка? Однажды специально подкараулила на улице Кукушкина:

— Здрасьте, Илья Иванович. — И стала засыпать его вопросами, какие в другом состоянии духа ни за что бы не задала. — Бледный стал… не спит… не ест… Вот я и подумала…

— Боже упаси! — наотмашь перекрестился Кукушкин, поняв, о чем выпытывает у него супруга завлаба. — Он мыслитель, Бронислава. Ему на всех на прочих, извиняюсь, то самое!.. Он их просто в упор не видит, как напротив света не видать травинку. А тебя видит. Есть на что смотреть! — И, раскинув руки, оглушительно захохотал.

Так что же с мужем?

Почти в полночь после этого длинного, проклятого дня ссоры он вернулся домой.

— Ужинать будешь? — негромко спросила жена. Она куталась в голубой с цветочками банный халат, как бы мерзла, но привычно приоткрывала свои белые, пышные прелести.

Дверь в мамину комнату прикрыта, мать, наверное, спит.

Сын Митька в трико и в майке, вскочив и выключив телевизор, кивнул отцу и босиком пошлепал к себе.

Ничего не ответив Брониславе, Алексей Александрович прошел в ванную. Здесь в самом деле крепко пахло французскими духами. «Да куплю я тебе как-нибудь…»

Бронислава ждала на кухне, может быть, хотела извиниться. На столе стояла неоткупоренная бутылка вина. Но разговаривать с женой не было сил. Разделся и лег в постель, завернувшись в одеяло.

В тишине ночи было слышно, как храпит за стенкой мать. Через проем открытой двери Алексей Александрович увидел, как сынок прошел мимо, нарочито громко покашляв, — чуткая старуха, полупроснувшись, затихла. Все же Митька жалеет бабушку.

Бронислава, не дождавшись мужа, также явилась, легла. Они долго лежали рядом, не спали. Жена положила руку ему на плечо, Алексей Александрович не ответил.

Бедная мать! После смерти мужа она многие годы, как сиделка или медсестра, моталась по родным и знакомым: обитала у дочери года три нянчила внучку, потом на год уезжала в родную деревню, жила там, пока болела сноха Нина… И сыну, конечно, в первые трудные годы помогла баюкала Митьку, но, как только Бронислава отдала ребенка в модные ясли с английским языком, старуха снова переехала к дочери Светлане, нянчила теперь правнучку… А сюда вернулась три года назад, когда стала слабеть и слепнуть.

И уже тогда Бронислава встретила ее крикливой шуткой:

«Кто тебя звал? Что же ты дальше-то не катаешься? В Америке вон не была».

Теперь-то Алексей Александрович понимал, что она не шутила. Просто прятала раздражение за улыбкой. И насчет Америки всерьез напомнила — там же старшая дочь Светланы проживает, Лена, которая вышла замуж за американца…

— Ты спишь? — шепотом спросила Броня. — Ну не сердись. Ну сорвалось.

Утром услышал, как она шипит на мать:

— Ну что, что? Я сказала тебе — извини. Что же не отвечаешь?

— Бог простит.

— Ну при чем тут Бог? — Голос Брониславы накалялся. — Будешь теперь об меня ноги вытирать, да? Сына против меня настраивать?