Роман Солнцев - Полураспад. Очи синие, деньги медные. Минус Лавриков. Поперека. Красный гроб, или уроки красноречия в русской провинции. Год провокаций

— Каков пират, а? Не вздумай когти забрасывать… Здесь ничего с абордажем не получится.

— Почему-у? — Белендеев сделал вид, что всерьез обиделся. — Я так стар стал? — Он напустил на лицо выражение крайней значительности, приблизился к незнакомке и поклонился. — Михаил Белендеев, профессор, доктор наук, член двух международных академий, в настоящее время проживаю в Америке, но душою наш.

Незнакомка с красивым усталым лицом встала, протянула руку:

— Галина.

Она была невысокая, тоненькая, в деловом костюме серо-голубого цвета, на шее платок, волосы растрепанные и словно бы мокрые — теперь такая мода и в России.

— Я пошла? — обратилась она к Муравьевой.

Та что-то хотела сказать, но вмешался неугомонный гость:

— Нет, нет, она никак не пошла!.. Ведь правда? Она прелестна!

Молодая женщина бесстрастно выслушала ахинею человека, который, как ей стало понятно, всю жизнь острит, кивнула Анне и ушла.

— Мишка! — Муравьева подергала гостя ласково за ухо и кивнула на стул. — Так ты надолго?

Белендеев сел, скромно поджал ноги, надел очки и минуту молчал.

Впрочем, Анна, ожидая очередную хохму или даже розыгрыш с его стороны, только засмеялась.

— Врать не надо! Я сейчас дите отведу в школу, а потом все от твоей Ленки Золотовой узнаю. Так что говори.

— Во-первых, я к ней вечером заходил буквально на полчаса… Тридцать минут, тысяча восемьсот секунд… Хотел потрепаться, как раньше, а она что-то шьет на машинке… Как вдова Версаче!

— Да, она у нас теперь портниха.

— Понимаю, жить надо. Поддерживать форму существования белковых тел. И я ей, собственно, ничего и не сказал… Кроме того, что ее тоже люблю, всегда вспоминал, как мы в нашей компании: мы, ты, Гришка… царство ему небесное… сиживали на полу и песни всякие пели…

Анна слушала его и не слушала. Балабол, не за тем же он сюда прикатил за десять или сколько там тысяч верст, чтобы повспоминать пусть даже благословенные времена.

Хотя он имеет право с наслаждением, театрально об этом порассуждать: когда заваливали первую диссертацию Бузукина, Мишка вел себя достойно и при тайном голосовании, несомненно, был «за».

— А что печалишься? — продолжал болтать гость. — Эта леди огорчила? Вечно ты красотками окружена. Идут за жизненным советом? Не перенаправишь ее на мой адрес? В компьютере это элементарно, есть специальный значок… Я в гостинице Дома ученых, номер два-один…

— Да, да, — закивала Анна, — сейчас же побегу, верну… — Но сквозь шутку у нее уже прорывался гнев — нужно было готовить сына к школе, а Белендеев, кажется, с ночи еще не протрезвел и слишком заигрался.

— Ну честно, кто такая? — настаивал Белендеев. — Она талантлива?

— Очень. Галя Савраскина, была Штейн, теперь свободна… Но не трогай ее ради бога… Травмирована таким же плоским остряком, как ты… — Анна нарочно дерзила гостю, понимая, что сейчас Мишка-Солнце перестанет наконец валять дурака и скажет, что его, собственно, привело в нынешний Академгородок.

И он заговорил, правда, еще улыбаясь и кланяясь, как японец (это у него уже неискоренимая привычка):

— Я понимаю, что ты понимаешь, что я понимаю… Но если прямо, как милиционер, — я богат и хочу помочь, чтобы наша наука не вымерла… Вы же тут, как мамонты, блин. Найдут через сто лет в мерзлоте…

— Богатый — это хорошо… — задумчиво посмотрела на него Анна. — И что, ты прилетел деньги раздавать? Покраснел-то, покраснел!.. До четырехсот ангстрем. — Белендеев, конечно, помнил: это любимая шутка Бузукина. 400 ангстрем — длина волны света, соответствующего красному закату. — Если ты богат, как Гейтс, конечно… Но что-то я не слышала о втором мультимиллиардере…

Белендеев погасил улыбку и рассказал, что у него в Штатах есть лаборатория, фирма, он действительно не беден — что-то изобрел уже там.

«А может быть, и отсюда увез? — подумала Анна. — Всегда был талантлив, особенно в электронике…»

— Еще могу сказать, что некий могучий фонд обещал поддержать, если я создам новый Лос-Аламос или Кавендиш… В мирных целях, конечно… Ну я условно…

— Врешь ведь!

Белендеев, зажмурившись, покачал головой.

Кто знает, может, и не блефовал.

— Ну а ко мне-то зачем? — спокойно спросила Анна. — Ты же знаешь, я никуда не поеду… Ни за какие конфетки.

— И даже если конфетки сладкие? — зажурчал тихим смехом Белендеев. Ребенку твоему бы «пондравилось».

— Нет, Миша, правда, не по адресу. Иди к начальству. Хотя…

Нынче никто никого не спрашивает. Это было ясно обоим. Захочет поехать юноша — скатертью дорога. И ни директор Института физики Марьясов, ни директор Института биофизики Кунцев никого не удержат.