Мирослав Рафай - Современная чехословацкая повесть. 70-е годы

С этими словами он порылся в кармане пальто и, вытащив бутылку сливовицы, протянул мне.

Каким-то образом бутылка очутилась у меня в руках. Пузатая литровая бутылка. И с нею он маялся на лыжах от самой Сосновой, чтобы спасти жену!

Люди смотрели удивленно.

— Возьми-ка ее обратно. — Я поставил бутылку на стол.

— Для вас захватил. Или для Обадала. Все равно.

— Нет, спасибо. Бери, вот она.

— Оставь ее здесь, — сказала Илона.

Пстругова улыбнулась.

— Выпьем за здоровье двойняшек, когда они появятся на свет. Оставь нам бутылку.

— Как же решим-то? — спросил Обадал.

— Вовремя же ты явился, — говорю Личке. — Отсюда до поворота на Сосновую сто метров. Н-да. И от поворота до вас — два километра в гору, дорога узкая, глубокая, стиснута косогорами, да еще снегом завалена…

Настроение упало. Люди были полны ожидания.

— Кто-нибудь видел дорогу к Сосновой? — спросил я.

Никто не видел. Она была, но вроде бы ее и нет. Метель сровняла ее с откосами, образовав ровную белую плоскость с торчащими там и сям верхушками фруктовых деревьев.

Все молчали. Наконец Обадал нарушил тишину:

— Так что скажете, товарищ начальник?

— Дело трудное, Обадал, — услышал я собственный голос. — И хуже всего будет после поворота.

Гробовая тишина, Илона не сводила с меня глаз.

— Продолжай, Йозеф, — тихо проговорила она.

Бальцар вроде бы и не слышал. Он только смотрел на меня, немного набычившись. Достал даже рот открыл от напряжения. Пстругова взволнованно дышала.

— Так как? — опять заговорил Обадал. — Поможем?

— В крайнем случае ее можно отвезти в Брод на санях, — высказался Павличек.

Я так и вскипел.

— Ты молчи! Вообще ты должен являться сюда, только чтоб отдохнуть. Где это видано — тащить роженицу на санях по четырехметровым сугробам! — Я уже кричал.

— Заткнитесь, Павличек, — подхватил и Достал. — Ладно?

— Жаль, не остался ты со стругами до конца, узнал бы хоть, что такое настоящая работа! Отлыниваешь, как можешь…

— Об этом я с вами разговаривать не желаю, — возразил он.

— А будешь! — взревел я. — Здесь все разговаривают именно со мной! А кто не желает — пускай убирается. И ты тоже. Слышал?

— Случай исключительный… — Павличек кивнул на Личку.

— Не поспать ли тебе? — перебил я. — Там кровати и печка топится!

— Очень неприятно, — продолжал Павличек, — но мы не можем ему помочь. По плану зимних работ мы не посылаем струги на дорогу к Сосновой. Тамошний кооператив приобрел «сталинец». А план составлял товарищ Зборжил.

— Ну ты даешь, — сказал я.

— Это верно? — не поверила Илона.

— Ты трагический актер, Павличек, — сказал я. — Тебе бы Яго играть.

— Верно, — ответил Илоне Обадал.

— А, черт!.. — сорвалось у Бальцара.

Кто-то открыл дверь. В конторе было как в коптильне. За дверью, в коридоре, стояли еще люди, напряженно прислушивались к разговору.

— Придержи язык, Павличек, — говорю. — Молчи, не то как бы я не спустил тебя с лестницы, не затолкал бы стругом в самый глубокий сугроб по дороге к Сосновой!

— Значит, беремся? — поспешно спросил Обадал.

— Погоди еще минутку, — сказал я. — Действительно, по договору дорогу там должен расчищать кооператив своим «сталинцем». Когда я этот договор подписывал, не мог же я знать, какая начнется катавасия. Что там со «сталинцем»-то? — обратился я к Личке.

Тот вскочил, отстранил Илону и, обдавая меня чистым дыханием, ответил:

— На кооператив не надейтесь, пан Зборжил. Они-то старались… Застряли, теперь ни туда ни сюда. Пан Зборжил, жена у меня может умереть!

— Не бойся, — успокоил его я. — Ты, Личка, еще не видал настоящего аврала у дорожников!

— Нельзя! — пролаял голос из-за спин.

— Повторяю, Павличек, там чистая постель и комната натоплена! К вашим услугам!

— Да ведь я вас же защищаю! — со злостью возразил он. — Поймите же, бога ради, мы давно должны быть в Рудной!

— Ты что-то сказал?

— А мы и до Рудной доедем, — твердо заявила Анка.

— В Рудной!.. — не слушая, выкрикнул Павличек.

— Может, перестанешь? — с угрозой сказал я.

— Ступайте, Павличек, — проговорила Илона. — Чешите отсюда!

Павличек не двинулся. Илона стиснула зубы.

— Уйдите!

— Ну, достаньте где-нибудь бульдозер и пошлите в Сосновую. — Павличек не сдавался, даже вперед вышел. — Разве так нельзя?

— Ты меня смешишь, — сказал я.

— Смешу?! — вытаращился он.

— Не визжи.

— Все можно устроить! — твердил Павличек, однако сам и пальцем для дела не пошевельнул.