Сергей Литвинов - Лавка забытых иллюзий [сборник]

Да, вертушек мало, но они хотя бы есть. А вот чего я не встречал давным-давно — гибких, обычно синего цвета, маленьких пластинок — две песни на одной стороне, две на противоположной. Они были обыденными в семидесятых и напрочь сгинули нынче.

В ту пору издавалось также два журнала, в которых, кроме текстов, печатались грампластинки: взрослый — «Кругозор» и детский — «Колобок». «Кругозор» в лучшие времена издавался тиражом полмиллиона экземпляров, и в каждом из его номеров было аж шесть гибких мини-пластинок. Большей частью на них записывали всякую ерунду вроде: голоса комсомольцев разных поколений, или: звучит рояль в мемориальном клинском Доме Чайковского. Но хотя бы одну сторону из двенадцати делали забойной, иначе кто бы стал тот «Кругозор» покупать! То Джорджа Харриссона запись дадут, то Рэя Чарльза, то ансамбля «Цветы».

Помню, шел я однажды из поликлиники — Советская армия с четырнадцатилетнего возраста готовила нас к служению. Мы должны были уметь стрелять из винтовки и автомата и не иметь очевидных болезней. На медосмотры мальчишек таскали каждый год. И вот, помню, возвращаюсь я из очередного похода по врачам. Осень, золотые клены, молодые девятиэтажки — и откуда-то несется веселая, забойная мелодия. Я поднимаю глаза и вижу: распахнута створка окна на седьмом этаже, выставлен проигрыватель. Кто-то — наверно, такого же возраста, как я, — решил поделиться с микрорайоном своей радостью. Колонка наяривает, разносит по окрестностям:

Не знаю, как для кого, но для меня девятый класс был годом открытий: стихов, любви, музыки, дружбы. И они, эти открытия, шли одновременно, подпитываясь друг другом. Они были будто симфонией на многих колоссальных инструментах, когда звучит все, каждый голос то громче, то тише, но никогда не замолкая окончательно и дивным, волшебным образом переплетаясь.

Первым откровением стала музыка. Еще со времен пианино с канделябрами я не понимал, как это можно: слушать или играть музыку для собственного удовольствия. А тут попала мне в руки маленькая пластинка («сорокапятка»), выпущенная на фирме грамзаписи «Мелодия» [5] Компания до сих пор существует, но пластинки больше не выпускает. . На каждой стороне две песни: на одной «Любовь нельзя купить» и «Когда мне будет 64». Что на другой — не помню. Название ансамбля стыдливо умалчивалось, было написано просто: Вокально-инструментальный ансамбль (Англия). Однако авторы каждой композиции все же указаны: Д. Леннон — П. Маккартни. И я долгое время был убежден, что и впрямь: музыку битлов писал Д. Леннон, а П. Маккартни — слова. Я не понимал, как это можно писать — вдвоем? И музыку, и стихи? В Советском Союзе каждым ремеслом занимались специальные люди: композитор и поэт-песенник.

Советская пропаганда уже успела убедить меня, что «Битлз» — что-то яркое, вопящее, сопящее, грубое, вызывающее, неприличное. Я ставил пластинку на проигрыватель «Романтика» с внутренним трепетом и ожиданием разочарования. И что же я услышал? Яркая, неприхотливая, очень лиричная и запоминающаяся мелодия:

Кто мог бы предсказать мне, что в этой пластинке я встречу свою музыкальную любовь? И через двадцать с лишним лет услышу эту песню живьем на Красной площади в исполнении автора?

Концерт «Битлз» на Красной площади в семьдесят четвертом году представлялся гораздо менее вероятным, чем высадка на Землю марсиан с последующим рапортом зеленых человечков лично Леониду Ильичу Брежневу!

Мои открытия продолжались. И, как музыка может быть не скучной обязаловкой в Зале Чайковского или в Кремлевском дворце съездов, так и стихи, оказалось, могут задевать душу — и одновременно бередить ее и излечивать.

В нашем подъезде, этажом выше, проживал милый человек возраста моих родителей, которого все звали дядя Саша. У него была огромная библиотека — настоящее богатство. Однажды мы вместе с ним поднимались в лифте, и он вдруг спросил:

— Ты стихи пишешь?

— А почему вы спрашиваете?

— В твоем возрасте все пишут. Хочешь, я тебе дам почитать настоящие стихи? Современные?

— Ну, можно.

Я проехал свой восьмой этаж, зашел в квартиру дяди Саши на девятом. Его библиотека и впрямь поражала: все стены одной из комнат снизу доверху завешаны полками, заполнены книгами. Сосед порылся и откуда-то снизу вытащил маленькую черную книжку. Сборник Вознесенского, «Ахиллесово сердце».