Сергей Литвинов - Лавка забытых иллюзий [сборник]

— Держи. Прочитаешь, понравится — я тебе других поэтов дам.

Я стал читать прямо на лестнице, едва выйдя из квартиры дяди Саши.

И эти стихи меня — затащили, увлекли, затянули.

А дальше я уже начал выбирать поэтов сам. Книжками любезно продолжал снабжать меня сосед. Где Вознесенский, там и Пастернак. Где Пастернак, там и Маяковский — но не хрестоматийно-школьный, а иной, сдержанно клокочущий, времен «Облака в штанах».

Своими открытиями в стихах и музыке хотелось делиться. Потому необходимы стали друзья. Уже не для того, чтобы играть вместе, но обсуждать, пересказывать, сопереживать. Может, для настоящей юношеской дружбы даже слишком бывает тесно: встречаться каждый день, сидеть за одной партой, постоянно соперничать на контрольных и на гаревых дорожках. Может, чтобы дружба была крепче, юности нужна дистанция? Чтобы при встрече было что друг другу рассказать. Чтобы открытия совершать не вместе, одновременно, а каждый свое.

Как я уже говорил, семья друга Р-ва переехала в другой район, на «Октябрьское поле», и Дима перешел учиться в другую школу. Но мы продолжали встречаться. Тем более что был повод. Оба мы поступили учиться в физматшколу при Московском энергетическом институте.

В советские времена с большой серьезностью относились к физике и математике. Державе требовалось, чтобы летали самолеты — пассажирские, а главное, боевые, чтобы ракеты попадали точно в цель (а сами оставались невидимыми для радаров) и чтобы бомбы становились все меньше, а взрывались, нанося как можно больший урон живой силе и технике вероятного противника. Поэтому все, связанное с подготовкой будущих ученых-естественников, инженеров и конструкторов, организовано и отлажено было в СССР на высочайшем уровне. При всяком техническом вузе существовали подготовительные курсы (на них абитуриенты готовились к поступлению в течение лета) и подготовительные отделения (там занимались те, кто отслужил в армии или поработал на производстве). Во многих втузах [6] Втуз — высшее техническое учебное заведение. Аббревиатура, применявшаяся гораздо реже, чем просто вуз, и теперь практически забытая. имелись к тому же свои физматшколы. Там читали лекции и вели семинары студенты и аспиранты на общественных началах.

Занятия проходили после уроков в обычной школе два, а то и три раза в неделю. Подобные замечательные образования существовали не только на естественно-научных факультетах. При журфаке, например, действовал ШЮЖ (о нем речь еще впереди). В седьмом классе я попытался было поступить в школу юного географа при геофаке МГУ — но потерпел фиаско. И тогда моя мама сказала: пойдешь в физматшколу при МЭИ, туда берут без экзаменов. Почему нет, подумал я. Математику с физикой я вроде любил — к тому же эти дисциплины давали настоящую профессию, не то что эфемерная география или литература. К тому же в Энергетический институт ездить близко — садишься на «Ждановской» в электричку, и через пять остановок — платформа Новая, а там пешком. Я пошел в физматшколу, а с собой, чтоб не скучно было, затащил Диму Р-ва.

После занятий в институте мы чувствовали себя почти взрослыми, почти студентами. Ведь учились мы в настоящих аудиториях, лекции нам читали аспиранты, а порой даже преподаватели, и называли они нас, почти своих коллег, на «вы».

И вот мы с Димой выходим из института в вечернюю темень и вместе шлепаем к станции Новая, а там разъезжаемся. Я отправлялся на свою окраину, Дима ехал в противоположную сторону, на Казанский вокзал, а потом пересаживался на метро. Обычно к электричкам мы следовали пешком, обсуждали все на свете. Пятнадцати-двадцати минут ходьбы нам обычно не хватало, чтобы обговорить насущное, и тогда мы решали, что каждый пропустит по одной электричке. Мы отходили в сторонку и продолжали беседу.

У нас и сейчас негусто с местами, где могут провести время старшие школьники. Но в те времена их не было вовсе. Вот и стояли мы, как два столбика, у платформы Новая, мерзли-леденели и все разговаривали, разговаривали…

Однажды, когда подходили к станции, Дима хлопнул меня по плечу (в те времена он стал уже повыше меня), повлек в сторону и довольно громогласно спросил:

— Ну, пропустим по одной?

Идущая сзади немолодая пара так на нас посмотрела!

Пропустить тогда было одним из многочисленных эвфемизмов к слову выпить. С тех пор наши провожания получили кодовое наименование «Пропустим по одной». Когда было не очень холодно или ветрено, мы поднимались на пешеходный мост, протянувшийся над станцией, и разговаривали там. Имелась дополнительная интрига: чья электричка придет раньше. Обычно, если была моя, я, несмотря на то что мы уже пропустили по одной, соглашался еще пропустить и ее проигнорировать.