Нелли Карпухина-Лабузная - Исповедь живодера и другие истории адвокатского бытия

Мамаша в предбанник вплыла. Была, как и все, в ватнике сером, в серой юбчонке, в валенках да сером платке. Издали не отличишь от заводской работяжки. Но сытое тело, румяные щёки и угольем взгляд – не спутаешь. Враз отличишь.

Мать с порога хлестанула дочурку едкостью фразы: «шоколад жрёшь, гадюка!» Варька чуть не поперхнулась долькою шоколадки, что угостил военпред, уходя с совещания.

Опомнилась: «что вам, мамаша?»

Та снова запела: «народ отощал, сена скотине скоро не станет, так народ отощал, а она шоколадки трескает за обе щёки!»

Варька вздохнула. Зная мамашу, лучше не трогать, пусть молотит своим помелом. Молча открыла дверь в кабинет к брату Семёну.

Выкатились вскоре оба из кабинета. Брат погрозил длинным пальцем: смотри, мол, сестрица, и укатились на розвальнях в сибирскую глушь.

Варька вздохнула, отёрла слезинки, и принялась за рутину секретарской работы.

До утра оставалось немного, и решила переспать тут же, в предбаннике. Молча привычно составила стулья, укрылась платком, но задремать не смогла.

И дело было не в плитке шоколада, что тайком она таки сунула матери в ватник.

Привычная с детства обида жгла сердце, разжигала огонь.

Сколько и помнит, мать её обижала: и не так села, и не так встала, не так воды принесла, и вообще неумёха. Зато сыночек Семен – ненаглядное чадо! Всё ладненько и хорошо у этого лодыря было. По воду к колодцу ходить это варькино дело, дрова наколоть мужички подсобляли, что к матери шастали. Ну, а полы подмести да жратву приготовить, то вовсе матери дело или Варьки подросшей. Сыром в масле катался мамкин любимчик, большой любитель поговорить. Любого учителя мог заговорить, заболтать пустословием.

Так село и решило, что Сёмка – точно сын Демагога. Самого Демагога по имени и забыли как звать. Как обозвала его в самых сердцах за дурное многословие та пустозвонство соседка Никитична, так вся Африкановка и привыкала: демагог он и есть демагог. А когда детвора у Никитичны уточняла, что за слово такое явно не местное «демагог», Никитична быстро нашлась: «а вот, когда будете Гоголя проходить в старших классах, там у Чичикова в «Мертвых душах» два коня. Один Заседатель, другой Демагог. Тот Демагог везти хозяина не хотел, отлынивал от работы, потому демагог». Детвора быстренько успокоилась коротким ответом, а село подхватило прозвище пустозвона, с тех пор Демагог. Работать он, точно что, не любил, все отлынивал да отлынивал от работы. Любил погулять, по бабам пошастывал с величайшим своим наслаждением. Те и подкормят, и подсластят горькую водочку своим разговором да телом душевным. Так и шарахался по селу, чаще и чаще заглядывал к матери. А потому Африкановка и решила: Сёмка – точно сын Демагога, раз копией папочки растёт такая же падаль.

Мать подхахатывала на бабьины пересуды, а на прямые слова находилась с ответом. Смотри, мол, не от твоего ли Ивана или Степана я родила, будешь дальше ко мне приставать, пожалеешь. И бабы отстали. Только шептались по сельским хатам, что Сёмкина с Варькой мамаша точно уж ведьма.

И находились быстренько аргументы для этой версии. То корова кровью цвиркала в ведро вместо жирного молока, то лошаденка западать стала на ногу, то чье-то дитё заболеет не кстати. А кто виноват, конечно же, ведьма.

А после случая одного село убедилось. Точно, ведьма, однако, Сёмкина мать.

Про этот случай особый стоит вам рассказать.

Никитична, что в соседках жила, растила мальчишку-питомца одна. Кто он ей был народу не весть. Сыном его она ни разу не называла, а мальчонка звал ее тёткой своей. Так и считали за тётку. Была не из местных. Как приблудилась в село перед первой мировой, так и осталась. Была скромной и грамотной, много читала. Пристроили в школу, не учительницей, нет. Для учителя был нужен серьёзнейший документ да разрешение властей на промывание мозгов сибирским детишкам. Сибирь велика, но догляд властей был всегда, да ещё при селе, где и храм, и урядник. Никитична частенько в храме бывала. Урядник да батюшка быстро сошлись, что пришедшая кстати к селу приблудилась, а потому не сильно расспросами мучили. Для порядка носитель полицейского произвола документы проверил. – Всё было в порядке. С тем Никитичну и отпустил, а на вопрос, откуда дитятя, получил скорый ответ: на тракте нашла. Покрутил было седой головой, но даже в «холодную» не стал определять: батюшка заступился. Ну, а уж когда заезжий богатый купец встретил Никитичну да стал расспрашивать поприлюдно: как там найденыш, живой? Порассказывал власти заезжий купец, как подвозил Никитичну как то раз по тракту по зимней дорожке, да подобрали на тракте полузамерзшего малолетнего пацана. Никитична по парнишке тому прям убивалась. Отогревала, искала по тракту молочко да какое-никакое одёжье для найдёнышмалыша. После того разговору отстали царские власти от Никитичны да пацана. Даже бумаги справили. Так, мол, и так, пусть считается опекуном для малолетнего, пока оба родителя не объявятся, или только мать не обнаружится.