Нелли Карпухина-Лабузная - Исповедь живодера и другие истории адвокатского бытия

А пареньки просто слегка перестарались, однако…

Можно и по-другому сказать, например, большие чудеса маленького Крыма. Чудеса или чуда и ранее были в Крыму, творятся они теперь. И вообще сам Крым – такое чудо! Я же хочу вам поведать о вовсе не давних, почти что вчера случившихся чудесах.

Мне их поведали, считай, очевидцы.

Слушайте подлинное.

В Крыму много источников, есть и святые. Тропка народная вьётся, петляет, ведёт к животворному благодатному свету воды, свету тепла, доброты.

В Старом Крыму источник такой есть один. Сейчас он заброшенный, властям никаким он не нужен. Нужен только народу. А народ, когда он и быдло, когда и безгрешен. Заброшено место святое, загажено. Но вьётся тропинка, плетётся народ окунуться в святую водичку в надежде, а вдруг да поможет? В последней надежде приходит люд человечий, богатый и бедный, щедрый, скупой, старый да малый. Идет, в надежде на доброго свет, на Того, кто дал нам небо и землю, горы и воду. Источник святой православными славится. Но Господу Богу все чада едины, все дети его и рабы.

Однажды к источнику приковылял или приполз почти что безногий бомжара. Голодный и злой, приполз от людей прокормиться. Выставил всем напоказ язвы и струпья оголенных стоп. Нате, дивитесь, авось пожалеете бродягу бездомного. Нищета, она интернациональна, и бомж из татар быстро нашёл место среди таких же, как он, убогих да нищих.

Кто хлеба кусочек подкинет, кто на бутылку подбросит деньжат. К вечеру, бывало, был сыт и доволен. Бывало, и бит, бывало нещадно. Но от источника не уходил. Тянуло к нему, ой, как тянуло. Раз осмелел: оглянулся, нет ли вокруг людей православных? Было тихо вокруг. И пусто. И одиноко.

Раз! Перекинулся телом в воду. Холодная. Раны заныли, мурашками боль покатилась по телу. Выполз из ванны природной. Забылся в бреду. Пролежал так то ли до вечера, то ли до ночи, толь до утра. Кому одинокий бомжик смердящий был интересен?

Очнулся. Жрать захотелось. Пополз к источнику снова объедочки подобрать. Отогнал палкой вечных конкурентов бродячих собак, приполз к водичке студёной, испить из грязных ладоней чистой воды.

Матерился на всех: на собак, таких же грязных и вечно голодных, как он сам, да и стал он почти что собакой. Маты гнал на людей городских, что понакидали оберток от чипсов да марсов, на бродяг-конкурентов. Темы для матов были обширны. Даром, что крымский татарин, он мог материться не хуже прораба из русских.

С матами вполз в воду студеную. Зачем? А сам он не знал, зачем вдругорядь полез в холод чистой воды. Вылез. Отполз. Снова злые мурашки тихого бреда полезли по телу, жар окатил такой же, как холод воды. Лежал уже дольше. Дня два или три.

Клонилось к закату, когда спал жар тот бредовый. Бледный, худой, отощавший до кости, полз бомжик к водице – испить! Собаки не тронули жалкого тела. Почти не жилец, он был ни добычей, ни конкурентом, так, помеха ползла к животворной воде. Еле дополз. Материться сил уже не было, сине-чёрные губы, в струпьях и ранах, едва прошептали, я думаю, так: помоги мне, Всевышний! Не Аллах всемогущий, не Господи боже, а именно так: Всевышний, спаси! Как в воду залез, он и не помнил. Как вылез из вод, тоже не знал.

Но сейчас в одном из крымских монастырей иноком служит отец Феодор, тот самый, что вовсе недавно был тем бомжем.

А ноги у него стали абсолютно здоровы.

В Крыму есть Мангуп. Это – место святое. В древние времена был там город большой, звался он крепость Мангуп-Кале. А сейчас на обширном горном плато археологи роются, бродят разные там экскурсанты, да монастырь прилепился к скале. Маленький монастырь, очень маленький, но возрождается он, как возрождаются и другие на месте древних монастырей. Служит там батюшка, инок из православных. Ещё есть на Мангупе крест деревянный, стоит на плато. А монастырь под скалой, под крестом, в нише пещерной.

Вот раз летят над Мангупом десантники ВДВ, народец отчаянный и весёлый. Ученья у них на Мангупском плато в условиях экстремальных. А что ещё надо для условий, максимально приближенных к боевым, как не плато, ущелья да скалы.

Вот один из парней ВДВ, летя над крестом, посмел грешное произнести, и только что крест тот ногами не сбил. Не случайно: созорничал.

Монах снизу крикнул: «не выпендривайся, глупый, не смей!» Да удалому что инока фразы? Лишь засмеялся. Только видит народ: все десантники приземляются на плато, как им должно да положено. А этого, жутко смешливого да удалого, закрутило меж скалами, понесло на верную гибель, на голые скалы. Потоки воздушные – коварная вещь! А что тут поделаешь? У парашюта руля-то ведь нету. Скалы всё ближе, всё ближе верная смерть.