Нелли Карпухина-Лабузная - Исповедь живодера и другие истории адвокатского бытия

И тут прокурор поскорбел. Понимаешь, Петровна, было бы не обидно, если бы взял, а так ведь, под честное слово с вором в законе работал. Чуть не сказал, что вор тот в законе – мужик. То есть честный и правильный. Сказать не сказал, но думать, уж точно подумал.

Про ментов я слова его опускаю.

Ну, в трёпе про автоматы и выезд на трассу ночную. «законник» внезапно спросил, спросил как бы невзначай, какое такое у меня самое заветное желание? Я отшутилась. С чего бы это я ради постороннему человеку про свои мечты та стремления рассказала? Отшутилась, да он ответа и не ожидал.

Помолчав, погрустнел. Потом тихо сказал: «а для меня самое-самое заветное просто поспать. Часов пять. Просто поспать, не ожидая ни ножа в спину, ни вызова на ночной допрос, ни ночного кошмара. И повторил: просто поспать».

Тот разговор на двоих (Вадим с подзащитным моим допрос сочиняли, я краем глаза да уха следила за темой, адвокат как никак) я часто вспоминаю. Тот разговор не то что душу перевернул, нет, нет, это как бы переоценка ценностей произошла, что ли.

Вот у него деньги, что, разве проблема? И всё, что из них вытекает: ананасы да девочки, власть и свобода – авторитет!

Власть? Так у него её не меряно. Наверно, и губернатором, если б захотел, стал. Связи? Так те приходят и уходят в зависимости от паршивости человека.

Всё есть у него. И нет ничего.

Элементарное вроде для нас после работы, трудов и забот, утех завалиться на боковую, поспать часов эдак восемь, и утром снова в круговорот.

А у него, подумайте! самое что ни на есть да заветное, просто поспать. Так он это тихо сказал «просто поспать», что и сейчас вспоминаю.

Наверно, спокойная совесть – ценнейшее благо, почти дармовое.

Потому и не ценим, а?

Тихо следствие закончилось, и той же зимой прикатили мы с Иркой-хохотушкой в Курск, в ту же зимнюю часть. Именно там по прихоти судейской и должно было начинаться действо под названием «судебное следствие».

Прикатили, встретились с Вадимом, по его милости быстренько снова устроились в гостиницу. Ирку я оставила в номере скучать, а сама пошла на разведку к штабу, что рядом с клубом находился, где в привычном холоде вскоре суд состоится. На крылечке стоил прокурор, отрешённо стряхивая пепел в белейший снег. Ух ты! Раз сам прокурор приехал поддерживать обвинение, значит, скучно уж точно не будет.

Направляю бренные стопы свои в клуб.

И, о чудо! Стоит в холле девушка с громадными реснищами, в коричневом полушубке, в шапочке меховой. А на плечах полуплаток-полушаль в русских мотивах. Такая красивенькая да миленькая, что я не удержалась и спросила: «кто вы, милое создание?» Оказался этот милый ребёнок секретарем суда.

А Любаша то не обманула. Описала, пусть косноязычно, именно эту девушку. Только что имя её не назвала.

Быстренько, почти бегом, уж больно люто морозно было в отродясь не топленном клубе, провели судебное заседание.

Наутро быстренько провели остаток процесса, получил мой воришка минимум наказания и через три месяца он в родной ему Воинке уже куролесил.

Как сложилась в дальнейшем его судьба с женой-хохотушкой, не знаю. А интересно, вспоминал иногда он февральскую стужу, тюрьму и вора в законе, что ему судьбу подарил и свободу? Так, походя, невзначай, подарил, крепко держа слово мужское, данное прокурору?

В те времена, когда модно было все проблемы решать у мафии, а не в милиции, пришла на консультацию селяночка лет так шестидесяти. В платочке да калошах. Сидит, стесняется. Впервые в жизни в суд пришла к «аблокату» на приём. «Ты, доченька, мне поможешь?» И по привычной схеме жалуется на жизнь: и дочка плохо замуж вышла, и гуси подохли, и хата валится, и председатель сельсовета скотина страшная. От привычных жалоб даже как-то успокоилась, разговорилась, и потихонечку до сути дошла.

К тому времени в суде обед начался, и девчонки-секретарши из соседних кабинетов слушают нас поневоле: лето, жара, двери кабинетов настежь открыты.

Вот наша Феня и жалкуется, плачет, сетует на судьбу. Дала зятю в долг денег много, а он вместо отдачи бандитов-мафиков позвал-натравил на неё, горемычную. Вечером, только-только стемнело, подкатили к дому две машины. Выскочили добры молодцы из машин. Хари поперёк себя толще, извилина есть, но одна. И то не в голове, а наоборот. Принялись бабку ногами «буцать». Бабка та в вой! Ой, хлопцы, за что убиваете? Те: не, бабка, убиваем мы за сто баксов, а за тебя всего пятьдесят уплачено. Жизни тебя учим, чтоб зятя не обидела. Потешились, аж намаялись. Вжик колёсами, укатили.