Нелли Карпухина-Лабузная - Исповедь живодера и другие истории адвокатского бытия

И что больше всего обидно то. Не ругалась, не оскорбляла, а с милой улыбкой так саданула по сердцу, что я еле очухалась.

Выскочила на свою половину, подвернулся мне Толька, пьяный, как завсегда. На нём отвела свою душеньку. Даже подрались. А у соседки двери то заперты, не вышла зараза заступиться за сироту.

Ну ладно, оформили они сделку чином-чин. Поэтесса даже не стала ждать, пока у неё нога заживет (ногу сломала на уличной лестнице или кто ей помог свалиться «удачно» со ступенек крутых?). Приковыляла на сделку, денежку за полдома в бинты замотала, да быстренько смылась из дома вместе с детьми. Пожиток у них кот наплакал, на машину не набралось. Голытьба.

Дамочка, что считай, мои полдома купила, с ходу ремонт учинила, затеяла капитальный. Шуму то было. Грязи то было. Стены и те укрепляла. Правда, только со своей стороны. Подошла, правда, перед началом, спросила: соседка, не хотите подключиться к ремонту? Отнекалась я: где денежки взять? Та и отстала.

Сколько денежек ухнула на ремонт, соседка не скажет, только отшутится да промолчит.

Может, для каких-то крутых-то был не ремонт, а так, ремонтишко малый, но для меня царская жизнь. Кафель испанский, лак итальянский, дом «короедом» покрыт да камнем обдекоративен.

В доме полы лаком покрыты, обои то шелкография. Колонка газовая стоит импортная. Шторы из чистого льна соседка повесила.

Я было раз пошутила: это как же так надо поворовать, чтобы так обустроиться? А соседка в ответ (и надо же, никогда мата от неё не слыхать, всё тихо да тихо, с детьми только ласково, не наорёт, не побьёт их, тварь образованная). Так вот, соседка в ответ: «а вы, Валентина Ивановна, поработайте с моё, поучитесь в институте, живя пирожками, потом карьеру удачную сделайте, и заживите. Да не завидуя никому».

Да разве завидую я? Какая тут зависть? Мне просто обидно: я что, не работала? Сколько горбов могло вырасти на спине. Виноградники, стройки, сколько трудов, сколько тягот. И зарабатывала я прилично, дай всякому такую зарплату. Эх, как народ заживёт при такой то зарплате. А вот квартиры не дали. Даже общагу не дали: живи, Валька, где хочешь. В родительский дом и то не вхожа. Какой такой там колхозный двор напридумали.

Мыкаюсь с пьяницей, метлой со двора не выметешь, не расстреляешь.

Ну, ладно, сколько терпела. Терплю и теперь.

Соседка ремонт не месяц, не два, года три делала, старалась, старалась дом до ума доводить. Дом оштукатурит снаружи, и не довольна. Сыночка своего подпрягла: по жарище июльской выкладывал дом диким камнем. Правда, красиво получилась у него эта работа. И вообще паренёк молодец! Считай, вес ремонт был на нём и сестрице: и потолки, и обои, и штукатурка, и даже фундамент, всё мог молодец. По случаю и мне помогал, пока мамка не видела. Виноград обрезать сама я могу, а вот канализацию там прочистить или кран починить, это к нему обращалась.

Не обеднеют, поди. Как не обедневала соседка, угощая меня то борщом, то пирожками, то варениками со сметаной.

И думалось мне, а не нацелилась ли соседка на мою половину? Чего ради меня обихаживает? Что у неё некому пирожки доедать? К сыну друзья прибегут, враз пирожки со сковородки в жадные рты попадают. Зачем же соседке нести угощенье? Ох, неспроста соседка любезная, неспроста расстилается передо мной.

Вон, сосед Александр Иванович, так тот напрямую, как Толька-то сдох, подступает: отдай да отдай, Валентина, полдома. Целое лето по пятьдесят долларов отдавал ежемесячно: бери, Валя, бери, пригодится.

А что? Я и деньги брала от соседа, и от вареников не отказывалась. Всё впрок, всё не за свои. Свои мне и так пригодятся.

Виделось мне, что соседушка не то подарить, продать мне свою часть не решится. Милая, милая, а кремень!

Вон как с людьми расправлялась! Недавно вроде то было, ещё жив был мичман-сосед. И слышу я, во дворе разоряется мичман, матом ругается на кого-то. Я, чуть не бегом, посмотреть. Смотрю, стоит мичман на крыше кухни своей, и что есть мочи ругается матом на соседкину дочь. Якобы та залезла на крышу его, шифер валила. Та шестнадцатилетняя дурёха только плачет, едва говорит, типа, чего вы, дяденька, на меня напраслину гоните?

А мичман орет, а мичман старается!

Тут, летит, как тот самолёт-истребитель, соседушка-дамочка. Меня по дороге сшибает в кусты (тогда розы меня здорово оцарапали). Встаёт перед мичманом, дочку в дом загнала, да как руки в боки поставила, да как заорёт! И что она на работе прежней своей не только мичманов, полковников строила, и что его, старого дурака, в «дурку» отправит, несмотря не его боевые заслуги.