Нелли Карпухина-Лабузная - Исповедь живодера и другие истории адвокатского бытия

А что, полковник умел жизнь свою строить, и обихаживать быт. Сделал все по-людски, узаконил по-человечески. А как приехали мы, так оставалось только ахать да зубами скрипеть. Я пыталась куда-то ходить, жаловаться, даже в горком, да получила отпор. Кто спорить станет с силой всесильной, с Комитетом аж государственной безопасности.

Меня ещё и поругали в больших кабинетах: для вас же старается ваш сосед, облагородил жилище, канализацию провёл. Не ломать же цивилизацию из-за прихоти вашей, дурной бабской породы.

Может, шепнул ему кто и на ушко, да вечером во дворе так на меня зыркнул бравый полковник, что я чуть ног не лишилась: присела на лавочку. И до того меня больно не праздновал, всё соседка или Валентина, ни разу по отчеству не называл, а тут мне в лицо: деревенщина, кляузница.

Я было пошутила: «Сталина, мол, на вас нету», так он мне ровно так, с придыханием говорит: «Сталина нету? А Сибирь-то осталась!»

Честно скажу, я неделю нос во двор не высовывала. Толька за хлебом ходил, когда и Татьяна молочко принесёт, так и жила, бедовала в своей части дома. А кому жалиться, кому плакать?

Не его же жёнушке, что в павлиньем халате во двор выходила кофий попить. Пальчики оттопырит, пальчики наманикюрены, бровки сведёт, да кривым ртом мне проржавеет: вы когда, Валентина, мужа уймёте? Видите ли, его пьянки ей сильно мешают спать-почивать.

Я промолчу, да у себя в моих комнатах душеньку отведу. Такими матами откостерю чекисткову женушку, что и годи.

Да не успел долго полковник насладиться уютом: перевели аж на Дальний Восток. Но успел продать свою часть дома, облагороженную часть, с ванной, туалетом, кухней и отоплением, радуйся да живи! Новым людям продал. Поэтессе с супругом да тремя дочерьми и сынком, великовозрастным балбесом.

Вот тут, наконец, мне пришлось развернуться. Пришло моё времечко. Пришла радость на старости лет.

Тихая рыбка-соседка мне не мешала. Углубилась в свое запоздалое творчество, устав от проделок мужа и сына. Потом развелась, остались с ней три девчонки, да сыночек-студент. Тянула жилы, кормились кашей да хлебом, на большее малюсенькой зарплатки не хватало. Девчонки росли, радуя мать. На хлебе и каше, а образование получили. Аннушка даже и в МГУ поступила на вновь открывшийся Севастопольский факультет.

Запустила поэтесса с вечной гитарой в руке хозяйство, запущен был огород, отопление в доме отключено за неуплату. Куда там с соседкой сражаться? Вечером скучатся в доме у электрической плитки, где кашка кипит, прижмутся друг к дружке. Читают стихи, песни поют, да смеются. Собачку пригрели, дворняжку дворовую. Ту тоже кашкой кормили. Хорошо, сосед дома с другой стороны, Александр Иванович, собачатником был, дворняжку прикармливал.

Чего их трогать таких, почти что убогих? Не год так прошел, и не два, но зацепила я поэтессу. Пусть прибрался к рукам весь огород, пусть только мои курочки бегали по участку, пусть поэтессы сынок тишком да молчком пробирался в свою комнатушку внизу. А всё таки нехорошо. Полдома то их. И зачем им полдома на пятерых?

А вот мне полдомика мало. Мужских рук, считай, в доме и нет. Пустила квартирантов туда, где прожила сама долгий десяток, ухаживая за престарелым. Копеечка за копеечкой складно и ладно ложились в карман. А где копейка одна, хочется и вторую. А вторая, вот она рядом, только руку свою протяни. Комнатушка, где жил сын поэтессы, как пригодилась бы квартирантам. Ох, как копеечка мне нужна. От Анатолия толку ни в грош, пьёт да буянит. Ремонты? Какие ремонты, вон как дом обветшал. Прошлёпины свежей побелки дом не украсили, краны в доме текут, хорошо, удалось при молчаливом согласии поэтессы подключиться к канализации. В доме тоже краска-побелка нужна. Стены и потолок кричали: ремонта хотим.

Приходили пара-трое взрослых мужиков, просились на хату. Я бы пустила, они ремонтами занимались. А куда? В одной комнатушке квартиранточка обитает с малолетним сынишкой, к себе пускала, так мужики не пошли, не захотели вместе с хозяйкой и пьяным её муженьком проживать.

Выгоняла Анатолия я и бранила, бранила и выгоняла. Проспится, денёчек по трезвости чем то займется: начнет дом белить, тут же и бросит. Купит обои, а на большее духу не хватит. Как то прознал, что супружница ему не супружница вовсе, было подался вон со двора. Небось, Татьяна и проболталась, кому же ещё мне свинью подложить. А куда? Ни работы, ни жилья, правда, пенсию отхлопотал. А пенсия то какая? На водку только и хватит.

Да и я всё ругаю: с глаз долой, иди, чёрт постылый, вонючая тварь. Все нервы вымотал, пьяная мразь. И матами крестила, и другими словами, а он проспится, и снова во двор.