Нелли Карпухина-Лабузная - Исповедь живодера и другие истории адвокатского бытия

Сыновья трудно закончили школу. Младший так и писал всю свою жизнь дождь таким чином: «дощь», путая русский с украинским (на украинском языке «дождь» пишется как «дощ»).

Старшего призвали в армию, точнее на флот. На целых три года. Дом достраивали втроем мать, младший сын и отец. Именно в такой очередности: мать, затем сын, потом уже сильно пьющий отец.

Считай, почти двадцать лет ставился дом. Крепок дом, прочен и сложен на славу. Окна сияют оконным стеклом. Ох, как доставалось стекло, как доставалось! У председателя вымолила да вытребовала Полина стекло. Только что не матом не крыла застарелого председателя, но выписал таки стекло для семьи, вспоминая заслуги работящего Николая.

А что младший сын опять без рубахи остался, так то дело житейское. Походит в домашней тканине, что выткала мать да из которой сшила рубашку. То же и со штанами, которые брюками обозвать крайне трудно. Штаны они и в африканской пустыне штаны, не то что в селе.

Ах, если бы речь была только в этих штанах. Штаны, что? Тогда все жили трудно, и всем надо строиться, учиться и жить.

Как все, тогда и ладно бы и было бы. Вся страна горбатилась на работе, голодала и ночевала в холодных домах. Но детишек рожали, и ладили семьи, и жилища себе худо-бедно отстраивали. Кто ладил дом деревянный, кто из самана-глины наскоро мастерил. Каменный дом это редкая редкость была. В камень строили роддома и больницы, здания сельсоветов и изредка школы. Сады там и ясли деревянными были, а то и из самана лепились на скорую руку.

А уж в селе, да для для частника каменный дом это богатство неслыханное, богатство невиданное.

Подкатывал председатель: отдайте нам дом под школу, под магазин или садик. Колхоз вам любой дом отдаст, на который укажете.

Мать отказала.

Мать страстно кипела, как строила дом! Не раз, и не два, а тысячу или две, вспоминала, рассказывая сыновьям, как жили их баба и дед, родители мужа. Ну, те самые, что раскулачены перед войной. Какой достаток имели, сколько коров, сколько свиней, и сколько люда батрачило на стариков, пася и доя тех самых коров, выгребая дерьмо из скотинников.

Как сладко ели за панским столом, как обрезки-доедки бросали наймитам. И как она, из простой наймички, стала снохой, и стала сидеть не у порога, ловя жадно объедки, а за столом! За хозяйским столом, где царствовал дед, отец Николая.

Не прекословили тем речам её сыновья, не прекословил и муж. Мотали на ус? Только муж чаще и чаще прикладается до самогонки, старший рад да радёшенек, что подался на флот, где флотская тяжкая служба казалась ему за раз плюнуть, как часто сам потом говорил.

Младший лямку тянул до четырнадцати, пока не пошел в «ремеслуху», то есть ремесленное училище. А куда ещё брать пацана, если в грамоте не силён, зато руки на месте?

Итак, дом почти выстроен. Оставалось по мелочи то да се долатать, достроить да приладнать.

Выстроен дом, дом громаден и… пуст!

Старший сын лямку тянет на флоте, дослуживается до флотского старшины. Младший? Из ремеслухи да в армию, загнали аж в Узбекистан, суд охранять. Там отличился. Как то в роте охраны стоял, пока судьи судили какого то армянина, которому надлежало смертную казнь получить за грехи. А в зале суда народа толпа, армян набралось битком набито. Агрессивность толпы возрастала, и наконец подались они к клетке, выручать однородца. Младший сын был в наряде за старшего. Вначале криком крикнул: стоять! Толпа есть толпа, в инстинкте крови жаждала, крови судей и этого хлопца, что с автоматом стоял, стережил клетку с их одноплеменником.

Смотрит сын младший: толпа то неймётся! Да как вскинет свой автомат, да как даст очередь в потолок. Шарахнулась толпа врассыпную. Пули летели вверх, в потолок, где на втором этаже судейского здания восседал его председатель. Тот председатель чуть было не осрамился, с такого перепугу да переляку (перепуг по украински). Ещё бы, ни с того ни с сего пули летят, пробивая полы.

Ну, естественно, разобрались в инциденте, да вместо армейского нагоняя получил младший сын отпускную. Да и случай такой попался, как не отпустить, раз пришла похоронка на отца.

Приехал в село хоронить родного тятеньку. А как дело было? То тайна сия, и опять шепотком-говорком по селу покатилось, что не без греха Полины тут обошлось.

Убили отца. На Днестре. Якобы он пошел на рыбалку, да бросил в воду то ли динамит, то ли иную глушилку. Да вместо рыбы попал сам в себя. И погиб. Но село буркатало, что ему, наконец, бандеровцы отомстили за службу в рядах Красной Армии, раз такой случай удобный нашли.