Нелли Карпухина-Лабузная - Исповедь живодера и другие истории адвокатского бытия

Полина от работы никакой не откажется: и глину месила на черепицу, и вапно (извёстка по-украински) притащит с ближних гор, и булыжники наравне с мужем таскала. Вся работа по ней, вся работа сноровится да спорится в умелых руках. Для себя строила, не для Сталина.

Младшего сына, пока был в младенчестве, относила к старшей сестре. Та и воспитывала племяша, как родного. И её он любил, как матушку родную наравне с мамкой родимой.

А пока младший, младенец, руки не связывал, строила дом. Душу вложила в дом тот каменный, в несколько комнат.

Не случайно тут слово, что душу вложила, применено. Далеко не случайно.

Всё для дома, всё для него. Тащила в дом всё, что могла. А что? Все воровали, и я уворую! Тишком да молчком воровали в селе его жители. Да и то? Где достать кровлю да шифер, кирпич да дефицитную краску? В магазинах тогда не торговали таким дефицитным товаром. Послевоенное время тяжёлое, люди пусть подождут, пока государство не отстроит всё заново. А где взять? Только и воровать. Только не у людей же! Другие в селе воровали и у соседей: а не спи, стережи, что плохо лежит. Стерегли по очереди, и сыновья и родители. Раз младший уснул на своей охороне, так что-то и спёрли у них со двора. Матушка родная, наша Полина так отстегала сыночка, что тот трое суток с дерева не слезал, так боялся мамаши.

И отец заступиться за сына не смог. Не смог, не имел права перечить супружнице. Уж больно лихая была на язык его жёнушка, да и ручку тяжелую со сковородкой (по местному говоря сковородка называлась «потэльня») могла приложить. И не важно для буянки Полины, люди вокруг или в домашней тиши муженька и сыночка, и только младшенького, потельней она уговаривала.

Стал муженёк потихонечку пить-попивать. Не буянил, не бил супруженцию милую, а так пил по тихой, уходя иногда и в запой. От чего стал прикладываться к самогоночке? То ли жёнка достала, то ли жизнь, поди знай, почему отдавал предпочтение мутному вареву самогонки, а не ночным прелестям красивой супруги. Пьянство в селе непривычным не было и не казалось. Пили и пьют на руси-украине, как издревле пили. Тем утешался наш Николай, семейства отец и добрый работник.

Это в сказке дом да дворец строится быстро, а наша Полина и муж Николай дом строили долго. Ютились в хибаре, что ещё до войны ими была слеплена-смазана. В той самой, с низенькими потолками, где царское место – печь. В пол мазанки печь. И спали на ней, и готовили варево для скота, варево для себя. Оконце подслеповато, слегка покосилась хатынка, а доси (до сих пор) стоит. В отличие от дома. Но об этом чуть позже.

Строится дом! Комнат – четыре! И даже была так называемая «каса-маре», комната для гостей. В ней не спят. В ней стоит стол огромный, длинный-предлинный, смастерованный николаевыми руками. Табуретки стоят. Тоже сами не делались. Николай мастерил, считая за отдых такой лёгкий труд.

Белая скатерть из полотна, что сама Полина ткала да белила. Всякие рюмки да гранёные стаканы, стаканчики валялись на чердаке, где хранилось всё «про запас». Вход на чердак только из дома, потому воров не стереглись, и хоронили всё «на потом» на чердачном просторе. Копилось за долгие годы это всё «на потом». Пылилось да ржавилось. И годы прошли, а всё так и пылилось добро, ожидая заветного часа: свадьбы сына или чьих похорон. И на похоронах и на свадьбе нужны стаканы-стаканчики и ложки. Вилки не полагались, особенно на похоронах.

Итак, строится дом. Младшенький подрастал, всё больше и больше втянут в работу. Про черепицу мы уже говорили, да кроме неё хватало хлопот на целый день. А ещё треба (нужно) пасти худобу (крупный рогатый скот) по очереди, по жребию, что улица учинила. А ещё сено косить для коров. Вначале в хозяйстве держали не одну и не две толстых коровы, почти стадо паслось за селом. Молочко да сметанку Полина возила на рынок. На обмен дефицитных товаров: после войны город жил туго. А город большой, рабочий Каменец-Подольский. Людям и сало, и сметана, и молочко только давай! У рабочего люда тоже детишки растут, молочко да сметанку домашнеюю растущие организмы трескают за обе щеки. А государственное молочко, разве то молоко, до пяти раз разбавленное.

Полина ранним-ранёхо плелась в Каменец, тащила на собственном на горбу и молоко, и сметанку, и черешню и сало. Что родила земля, а земли там благодатны! носилось за тридцать с лишним километров на рынок на городской. Оттуда опять на горбу гвозди тащила и скобы, и ещё тысячу тысяч наименований нужных товаров для дома.