Нелли Карпухина-Лабузная - Исповедь живодера и другие истории адвокатского бытия

И как каркнула: ровно через пять лет моя клиенточка вернулась с дальних северов, где отработала по контракту, и пожелала поселиться в своей, законной комнате. Поселилась.

И начала устраивать там такое! И голая бегать по квартире, и всякого рода мужчин в гости приглашать, и гульбищи-пьянки устраивать.

Бывший её муженек, теперь просто сосед, за эти пять лет женился на вполне добропорядочной женщине, у них родился мальчишка. Которому уже годика четыре исполнилось к тому времени, когда тётенька-соседка стала голенькая по квартире шарахаться.

Мужик в ужасе прибежал к нам, в юр. консультацию. Присел ко мне со слёзной просьбой: помогите! Раз пять, наверно, вспомнил мои слова про пять лет, казнил себя последними словами. А прошедшего не вернешь! Жена рядом, плачет ему в унисон: что делать?

Конечно, самое было лучшее не совершать такой глупости, как раздел квартиры, юридически называемый «определение порядка пользования жилым помещением». Почнму? Вы получаете в итоге коммунальную квартиру, где приходится терпеть соседа или нескольких, а приятные они или не очень, то от вас не зависит.

Комнаты-то закрепляются за нанимателями, а вот так называемые места общего пользования кухни, коридоры, прихожие, кладовые, ванны, туалеты балконы да лоджии остаются в общем пользовании. Поневоле вспомнишь все фильмы про московские коммуналки с сюжетами про непогашенный вовремя свет, или как по Райкину, про ванну с огурчиками.

И уже не будет важно, почему делили квартиру, из «принцыпа», как любят делать бывшие мужья, или бывшей жене надоело видеть бывшего муженька чавкающим на общей кухне. Результат будет один – коммуналка!

А уж если тот, кто злее, свою комнатушку отдаст (или продаст) кому-то вроде бомжа или застарелого хроника-алкоголика, ну, держись, соседушка!

Тут уж история может кончиться, к сожалению, и криминалом.

Небесно-хрустальный голосок, небесно-хрустальные глазки. Эммочка вызывала не то что доверие, а прямо-таки безграничное доверие к своей юной особе. Ей верили все, соседи, друзья, юнцы да молодцы, что мошкарой крутились возле неё. Да что соседи? Незнакомые доселе люди в миг становились друзьями, доверявшими ей и секреты, и планы и… деньги.

Уж на что я, в то время нотариус, головой отвечавшая за поступающую в кассу наличку, славившаяся своей суровостью ко всем и ко вся, поддалась её нежному говору и разрешила «до завтра» отложить поступление в кассу аж 12 рублей, полагавшихся с неё за совершение кучи доверенностей. А в то время при моей зарплате в 125 рублей это были, я вам скажу, серьезнейшие денежки.

Эммочка принесла деньги наутро, чем ещё больше завоевала мое доверие.

Попалась она лет так через пять: дурила головы тем, кто очень хотел обмануться. То есть, говоря суконным языком протокола, входила в доверие потерпевшим, обещая им за взятку в довольно разумных пределах скорое благо в виде отдельной квартиры.

Голод на жильё всегда есть, пока есть государство. Дураки и лохи в стране тоже никак не переводятся. Дела Эммы процветали. Удрать она не успела, мешал грудной её ребеночек, как ни странно, ещё больше придававший шарма Эммочке.

Следствие вела прокуратура.

С саркастическим смехом поведала нам пом. прокурора, тоже немка, как и Эмма, по национальности, что Эммочка умудрилась назначать свидание будущим жертвам именно под кабинетом пом. прокурора.

Хвастаясь родственной связью с пом. прокурора, Эммочка зазывала кого-нибудь вместе с собой в прокуратуру. Там предлагала присесть, пока наболтается с тётей. Люди охотненько верили. А с Эммочкой в это время «тётя» пом. прокурора проводила допрос по всей форме или очные ставки.

А люди под кабинетом всё ждали и ждали…

Выходя, Эммочка ласково с «тётей» прощалась. Та, особа воспитанная и потому вежливая даже с преступниками (а Эммочке «светило» минимум лет так пяток за мошенничество), говорила ей обычное «до свиданьица». И где-нибудь за углом потные руки вручали Эммочке нужную сумму.

Обнаглевшая Эмма могла минут через пять вернуться в прокуратуру, якобы «тётечке» деньги отдать, и возвращалась к ждавшим придуркам уже без деньжат. Куда она их девала? А бес её знает.

Судья пожалела не Эмму. Пожалела ребёнка её, годовалого кроху. Сидела умная баба и вслух рассуждала: «ну посажу я её, а ребенка куда? В дом малютки, потом интернат? Сгубим ребенка. Грех на душу не возьму, у самой дочка беременной ходит».

Дали условно. Взять с Эммочки было нечего, скарбьишко не нажила. Куда деньги девала и, кстати, немалые так и не узнали. Может быть, слухи, что блуждали по городу, что Эммочке отдавали «кто надо» только малую часть нахапленных взяток были правдой, не знаю, но по суду потерпевшим выжать из Эммы ни копеечки не удалось.