Нелли Карпухина-Лабузная: Исповедь живодера и другие истории адвокатского бытия

Что ещё хочу рассказать? Были те самолеты, что бомбили, гонялись за нами, беспилотниками, без летчиков и штурманов. И были такие, что даже стрижами не назовешь: какие-то квадратно-круглые. Были пара вообще странных совсем: треугольно-круглые и вовсе бесшумные. У всех затемнённые окна, навроде, как тонируют стёкла машин. И прозрачные, между тем. Очень быстрые, как стрижи, потому на память это сравнение и легло. Ну, или как ласточки. Те тоже быстрые очень. А летали и цели бомбили, как будто пилоты сидели внутри. И ещё кажется мне, что не из металла были они, а навроде как пластика, из какого делают телефоны. И совсем непонятно, как они появились? Ведь не было их, и вдруг сразу тучей. От той горы только яма осталась. Да гул, что шёл под землей. Мы в воздухе были, а слышали гул. И от того еще страшнее казалась земля, и чёрные клочья, что летели под небо: ошмётки земли, ошмётки горы.

А потом как рвануло! Авианосец качнуло, развернуло его, и волны погнали его, как бумажный кораблик.

Да, натерпелся я страху, хватит на жизней сто.

Вот там, на допросах в каютах авианосца, мы и узнали, куда занесла и где нас судьба испытала. Слава Аллаху, я жив. В дальней, дальней Южной Америке я оказался, вот как. Представляете, где пустыня моя и где Америка? Да еще Южная. Я и не знал о такой.

Как мы врали, кто мы такие! Это я про себя и хорвата сейчас. Ещё раз обрадовались, что немцы сожгли все приговоры, а если бы не сожгли? Тогда бы эти, с авианосца, мигом прознали про подвиги и мои и хорвата. Ну, парни, тогда уж держись: из огня да в полымя бы попали.

Что говорил им китаец, не знаю. Не видел его больше я никогда. И за что их китайские боги наказали, тоже не знаю. Как и не знаю имён. Да что мне китайцы? Мне жалко брата!

В одной из партий очередных, что легли под бетон, я брата увидел. Оправданного! Лицо и всё тело его явно были под пытками: он еще маленький, а уже без зубов. И ухо оторвано, не отрезано, как полагается по обычаю пыток, а оторвано. И нету руки. И всё тело, как будто когтями тигра изрыто. Кто его так? Я не успел даже крикнуть иль ахнуть, как брат, как и все новоприбывшие, под колпаком рыжей стервы с бело-белым лицом ложились на жёлтый песок. И брат мой улёгся, и на него люди валились слоями. Вот слой, а вот и ещё. А белая стерва полыхает глазами: в радости тварь! Едва и успел я Аллаху вознести слова поминальные, как брата видно не стало.

Как кончу я? Что видел я? И что меня ждет? После русских допросов, а? Впереди целая жизнь, или лютая смерть? И кто я – жертва? Или палач? И на чьей стороне? Вот сейчас русские с американцами драку устроили: бомбёжки, утюжки «стрижами» и прочими белыми птицами («белый лебедь» – бомбардировщик российский). От нашей пустыни, мне следак говорил, остался кусочек. Им теперь нашей нефти не надо. С Полюсов закачки идут подо льдом. Так что хана моим бензовозам.

И деньгам моим тоже хана. Я ещё раньше узнал, что «толерантные» судьи добрались до наших счетов, и, получается, мы сами им всё оплатили. И их работу, и переводчиков, и адвокатов, и белые простыни, и жратву. И даже белый корабль, и капитана баржи, который считал свой доход от каждой партии пленных. Да и француз, небось, поднажился, как не пожить за счет за чужой.

Как ржал тот француз, а заодно и команда, когда читали мой приговор! Оказался наш приговор на трёх языках: английском, французском и на немецком. Так вот про «подвиги» про мои он молча читал, а когда добрался почти до конца приговора, стал ржать! Ему то смешно, а как мне было обидно. Обвели меня, дурака, вокруг пальца, как несмышлёныша. Оказалось, что судьи подсчитали всё до копейки, до цента. И зарплату свою, и зарплату юношей-секретарей, и переводчиков, и адвокатов. Все расходы пошли с открытого ими счета, как моего, так и брата.

А я, дурак, набитый соломой, ещё и переспросил капитана, что ржал надо мной: как мол вот так? Ведь деньги со счета мог снять только я. Да и то только по левой ладони мой отпечаток, да для контроля правый зрачок должен я предъявить.

И снова ржёт наш капитан, аж корчится он от смеха. И объясняет мне, малоумному. Банки обязаны выдать секрет банковских вкладов, если владелец счетов террорист. А не откроют, банк «хлопнут» наутро. А банкира под суд, рядышком с тем террористом. А кому же охота сидеть лет этак…дцать за тебя или брата? Вот и отдали твои миллионы судьям, а те посчитали затраты, а вкладов остатки отдали. Куда? Да в фонд содействия борьбы с терроризмом. Короче, араб, твои денежки плакали. Их просто-напросто раз-во-ро-вали! Умеют они воровать, чиновничье злое племя, никогда никаких ты концов не найдёшь, не ищи, не трать попусту время, чудак.