Нелли Карпухина-Лабузная - Исповедь живодера и другие истории адвокатского бытия

Когда пери подвели к ханскому взору, тот аж вскочил: девчонка без помады и пудры, притираний и масла была так прекрасна! Естественная и мила, а как была прекрасна для взора! То ли хан, то ли шейх выставил палец, так обильно унизанный перстнями и кольцами, что даже на длинных ногтях были кольца, и закричал: «Вот она, вот! Её берем себе в жены! Её!».

Зажили в прекрасном дворце прекрасная пери и старый-престарый дряхленький шейх почти что прекрасно! И вправду, что пери тужить? Халвы да хурмы – ешь, хоть заешься, одежды любой – можно каждую минуту новое платье носить, щелкни только пальцем – и любое желание будет исполнено в точности в срок. Пели певицы, танцоры взлетали, выплясывая мудреные па, музыканты старались…

Юная дама страдала от скуки. Старый муж скоро наскучил, больше вошкался на жирной перине, чем делал справно мужнино дело – пери ждала, когда муженек её сдохнет.

Тот вскорости умер, счастливый от брачных утех.

И зажила пери дивно! Отбирала себе красавцев на день по прихоти юной: кто победит на скачках верблюдов, или в умении петь, или в ремесле будет горазд – пожаловал в её спальню, где на шелковых простынях юная пери отдавала ему свое прекрасное тело. Ах, как она была прекрасна! Молва об её красоте летела со свистом стрелы – юноши, зрелые мужи – все стремились к ней, все слетались на мёд её тела.

И богатела страна людьми и деньгами: лучшие из лучших приходили в страну эту: и умелый кузнец, и торговец искусный, и даже простой водонос – будешь лучшим из лучших, пойдешь к ханше на день. А если сильно тебе повезет – и на ночь.

Богатела страна! Но все сильнее страдался народ: пришедший от ханши не мог смотреть на другую, жену иль невесту – не столь было важно. Ханша, прекрасная пери, одна только ханша была у них на уме и на сердце. Плоть так страдала по ханше прекрасной, что хирели семьи простые. Мало рождалось детей, ох как мало! Но эти «отбросы», как называла мужей на день иль ночь эта ханша, все множились, множились и умножались – молва растекалась по странам и весям. А если хотел какой из властителей стран заступиться за подданных да страну ханши прекрасной войною забрать – так воины смелые за пери свою растерзали горе-владыку.

Юные девы, видя, как пери живет в наслажденьи, мечтали так жить, как прекрасная ханша. Младые юнцы мечтали о пери – прекрасной как день, страстной, как ночь.

Так прошло несколько лет. Пери с каждым днем расцветала, красотой затмевая всех женщин на свете. От золота пухла страна, в которой бродили несчастные люди: сохли по пери кузнецы и певцы, воины и торговцы, женщины не имели возможности нянчить детей – какой тут ребенок, если муж только о пери поет дни и ночи! Старость болталась, никому не нужна – а пери все пела, играла и танцевала.

Раз захотела она пуститься в дорогу: один из торговцев ей рассказал, что живет в пустыне нестарый мудрец, что раньше был воином, а теперь стал монахом. В пустыне, голой и жалкой, в нем теплится жизнь: он днями, ночами умаливает грозного бога, выпрашивая сострадание за свои грехи и чужие. И так много грехов, говорят, у людей, что некогда ему даже поесть и поспать… А про женщин он вовсе не думает…

И загорелось пери победить твердого в вере монаха! И пошел караван в дальний путь, веселясь по дороге песнями, танцами, музыкой и стихами. И пришел караван в голую степь иль пустыню, где только осколки из камня да пыль, да песок. Дикие заросли саксаула да суслики – вот и весь пейзаж «на пленэре».

На дикой скале под палящим лучом жалящего солнца сидел крепкий монах. Одежда так обветшала, что походила больше на сеть, чем на рясу монаха. Ребра торчали, кадык выдвигался из сохшей гортани, серо-пегая борода колыхалась под ветра струей – монах как прирос к обиталищу скал. Закрыты глаза, и только рот шевелился, моля бога единого и живого о прощении многим живым за не счесть их грехов.

Караван по знаку шахини остановился. Шахиня повернулась к монаху лицом: их лица встали на уровень: скала и спина верблюда были однаки.

Шахиня, смеясь, подняла покрывало, выставила ножку: свита застонала от вожделения – прекрасная белая ножка! Розовые ноготки прекрасной той ножки манили и звали – приди! Поцелуй! Браслеты ножные звенели – приди, поцелуй! Громадные синие очи смеялись – приди, поцелуй!

И шахиня спросила:

«Ну что, что видишь, монах? Открой свои очи, разве я не прекрасна? Что видишь ты, глупый монах? Ты сколько лет не видел ни пищи, ни одеяния, у тебя нет шатра и даже воды! А сколько лет ты женщин не видел? Так что видишь ты, презренный монах, что?».