Виктория Токарева - Дома стоят дольше, чем люди (сборник)

Виль был старше подруги на двадцать лет, это его смущало. Он решил похудеть, ему прописали диету.

Я с ужасом смотрела на сухой, желтоватый, не очень свежий творог, который ставили перед ним три раза в день: утром, днем и вечером.

Виль худел на глазах, но моложе не становился. Он как будто сдувался, его кожа обвисала, лицо становилось цвета хаки, в глазах стояла тоска. И вот однажды он затрясся и забормотал:

– Хочу картошки с мятым салом…

Видимо, такое блюдо он ел в своем детстве в сибирской деревне.

Как я сейчас понимаю, Виль болел чем-то серьезным, и диета была ему противопоказана. Она его просто убивала. Виль это чувствовал. Он слышал свой скорый конец.

В один прекрасный день Виль вызвал свою машину со своим шофером. На заднее сиденье уселась Лариска. Виль скомандовал:

– На Лаврушинский.

В Лаврушинском переулке находилась писательская сберкасса. Там Виль хранил свои немалые запасы.

Виль вышел в Лаврушинском, скрылся в сберкассе, потом появился с большим раздутым портфелем. Было нетрудно догадаться, что портфель набит деньгами. Так и было. Виль снял со счета семьдесят тысяч рублей. Тогда это были немереные деньги.

Лариса замерла. Что-то происходило. Может быть, ее мечта приобретала материальное воплощение.

Виль накануне поставил ее в известность, что в поселке «Советский писатель» на Пахре продавалась большая дорогая дача. Жизнь на свежем воздухе – это залог здоровья и долголетия.

Лариска предположила, что Виль решил жениться на ней и поселиться в деревянном доме на земле.

Но Лариска ошиблась.

Виль подъехал к своему дому возле метро «Аэропорт», – туда, где проживала его законная семья, вышел из машины и скрылся в подъезде.

Через короткое время он появился без портфеля.

Лариса поняла: он отдал деньги дочери и жене. Это для них он готовил здоровье и долголетие, а ей оставались только его болезни и депрессии. Значит, как сопли подтирать – она, а как обеспечивать наследством – старая жена и дочь.

Цена дачи – семьдесят тысяч рублей. И все эти деньги до копейки он грохнул мимо нее.

Виль сел в машину, обернулся к Ларисе и неожиданно получил удар кулаком в нос.

Этого не надо было делать. В детстве Виля дразнили «Виль Сарыч», намекая на еврейское имя его мамы. Виль обожал маму и не мог снести оскорбления в ее адрес. Он не раздумывая посылал вперед кулак, в морду обидчика. Рефлекс закрепился. Когда его били словом или кулаком, он немедленно бил в ответ.

То же самое произошло в машине. Лариса ударила его в лицо, он тут же немедленно послал ответный удар. Это был обмен неравноценный. Разница – в размере кулака. У Ларисы кулачок маленький и удар маломощный. А у Виля кулак как копыто. Лариса залилась кровью и выскочила из машины. Шофер еле успел затормозить.

Шофер с ужасом наблюдал, как молодая женщина бежит по дороге, закрыв лицо двумя руками, нагнув голову, а между пальцами струится кровь. Ужас.

Шофер молчал всю дорогу. Он не одобрял своего шефа. Такой здоровый, как бык, а девушка такая тонкая, как веточка.

В машине стояла тяжелая тишина.

Виль вернулся один. Вошел в номер. Достал коньяк и выпил из крышки графина.

Потом вышел на балкон.

Я увидела его стоящим на балконе второго этажа. На нем был тяжелый махровый халат. Виль стоял в халате, как мусульманин – значительный, узкоглазый. Смотрел перед собой и вдруг произнес:

– Ира…

Лариса была хорошая девушка, но он любил Иру. Вот и все.

Виль сошел с ума. В прямом смысле. Он не ел и не спал. Вызвали его жену Александру. Александра приехала и тихо, на цыпочках вошла в номер Виля.

– Кто позволил? – строго спросил Виль.

Александра что-то пролепетала в свое оправдание.

В этот же вечер появилась Лариска с сиреневым лицом. Сплошной синяк. Она приехала просить прощения. Хотела все вернуть на круги своя.

Поскольку в комнате Виля пребывала Александра, Лариса метнулась ко мне. Я уговаривала ее уехать. Зачем ставить себя в двусмысленное положение?

Александра тоже выбрала меня в качестве наперсницы. Мне пришлось метаться между одной и другой. Я сочувствовала им обеим, но не понимала. Обе были унижены, и обе устремляются обратно. Неужели любовь так корежит душу? Значит, в Виле было что-то сверхчеловеческое.

Виль похудел. И умер.

На похороны я не пошла. Сама ничего не видела, но рассказывали: Лариса явилась на панихиду и падала на гроб. Синяки еще не сошли с ее лица, только поменяли цвет с сиреневого на желтый.