Антон Уткин - Тридевять земель

– Вовсе нет, – возразил Квашнин-Самарин. – Скорее дело обстоит так, что европейское колесо катится по ровному накатанному шоссе, а наше, родное, перепадает из ухаба в ухаб, словно квадратное, а видится нам это каким-то необыкновенным кругом земным.

Возражение это было встречено сочувственным смехом, и на него Сергей Леонидович не нашёлся уже, что возразить, и тоже посмеялся вместе со всеми.

– Что ни говори, у нас у всех в крови болезненная тяга к народу, – примирительно сказал Волькенштейн. – Но вы забыли лето. Что же оно?

– Лето – страда, а она требует от человека приложения всех его сил. Оно коротко у нас, лето, а надо исполнить то, что предназначено на земле человеку.

– Человеку понять это проще, – заметил Анучин, – чем целому народу. А чего хочет, чего желает этот тысячелетний народ, который, однако, остаётся дитём? Какими предчувствиями живет эта страна без настоящей цивилизации, без настоящей традиции, даже без настоящих дорог и без памяти, которая, однако же создала одну из величайших литератур мира?

– Вся беда в том, – не преминул провести свою излюбленную мысль Михаил Константинович, – что Россия отвернулась от Запада к Востоку, от духа старой Европы, преемника античной и христианской цивилизации, и двинулась к самобытности. Еще недавно у нас были императоры, а теперь цари. Да, ещё наши деды были европейцами, а мы просто русские, не понимающие собственной национальной цели.

И здесь Сергей Леонидович, вконец осоловевший, счёл долгом сказать своё слово, хотя язык уже едва слушался его.

– Национальной целью может быть только осуществление заложенной в страну судьбы, к каковой цели и должны быть направлены усилия каждого, а в особенности тех классов и групп, которые составляют мозг страны. Я скажу так, как говорил покойный Соловьёв: "Волей-неволей должны мы обратиться к патриотизму размышляющему и тревожному. Безотчётный и беззаботно-счастливый оптимизм патриотов ликующих, помимо его умственной и нравственной скудости, теряет под собой фактическую почву на наших глазах. На вопрос: что будет с Россией через сто лет – нельзя нам отвечать с той определённостью, которая выражается в цифре 400 миллионов жителей. Но неужели нам ничего неизвестно о будущности России? Мы можем, конечно, вместе с Гегелем сказать, что с нею будет то, что угодно Богу. Но не лицемерие ли это – останавливаться на общем указании неисповедимой для нас воли Божией, – указания, из которого ничего не следует и которое ни к чему нас не обязывает? Разве мы не знаем ещё и того, что именно угодно Богу от нас, от России? Если ещё и не знаем, то это наша вина, и от нас зависит её исправить, – наверное узнать, чего хочет от нас Бог. Ведь не прихоть и не произвол над нами, и есть у нас разум и совесть, чтобы познать высшую волю, и вот настоящая, единственная задача для размышляющего патриотизма".

Когда, наконец, вышли на улицу, город обнаруживал первые попытки пробуждения. Среди величественных зданий, дворцов и соборов день нарождался грозно. У грани домов небо уже пылало, зажжённое близким, но ещё невидимым солнцем. Горящее золото поднималось всё выше и выше, захватывая и расплавляя клочки неподвижно застывших лиловатых облаков. Небо быстро светлело и нежно зеленело. Одна Нева была ещё мрачно темна, но и её черная поверхность местами уже отливала синевой редких сапфиров. Сергей Леонидович смотрел на стройный ряд дворцов, на плывущие по реке льдины, и у него кружилась голова.

И он ощутил потребность бежать отсюда без оглядки.

Жанна решила не мудрить и без обиняков последовала рекомендации Бориса. Начала она с того, что открыла читателям красное вино «Бастардо», найдя его букет богаче, чем некоторые самые изысканные композиции знаменитых вин Франции. Следующим постом она рассказала об Инкермановском винном заводе, но этот метод быстро устарел, ибо события, о которых пророчил Борис, развивались стремительно. Пятая колонна, или, как теперь называли её представителей – национал-предатели, ещё барахталась в ворохе своих заблуждений. На один из дней был согласован митинг в поддержку узников Болотной. И, хотя явилось туда всего-то человек тридцать, блогосфера не осталась равнодушной к этому мероприятию. Некий чрезвычайно известный блогер, не мудрствуя лукаво, просто процитировал пассаж Кропоткина из его книги «Речи бунтовщика»:

"Покуда у нас будет оставаться каста людей, живущих в праздности под тем предлогом, что они нужны для управления нами, – эти праздные люди всегда будут источником нравственной заразы в обществе. Человек праздный, вечно ищущий новых наслаждений и у которого чувство солидарности с другими людьми убито самими условиями его жизни – такой человек всегда будет склонен к самой грубой нравственности: он неизбежно будет опошлять всё, до чего прикоснется. Со своим туго набитым кошелём и своими грубыми инстинктами он будет развращать женщину и ребёнка; он развратит искусство, театр, печать – он уже это сделал; он продаст свою родину врагу, продаст её защитников; и так как он слишком трусоват, чтобы избивать кого-либо, то в тот день, когда бунтующий народ заставит его дрожать за кошель – единственный источник его наслаждений, – он пошлет наёмщиков избивать лучших людей своей родины".