Хантер Томпсон - Ромовый дневник

– Да, конечно, скукотища страшенная.

– Скукотища?! – Он вытаращил глаза. – Ты что, ничего не слышал?! У Лоттермана был сердечный приступ… Он мертв!

Я навалился грудью на столик.

– Да ты что? Кто тебе сказал?

– Так я же там был! Его на моих глазах забрала «скорая». Эх, ты бы видел… Бабы визжат, «фараоны» на каждом шагу… Моберга повязали. – Он раскурил сигарету. – А нас, как ты знаешь, выпустили на поруки… Все, приплыли мы.

В окне моей квартиры горел свет, и я бросился вверх по лестнице. Уже из прихожей я услышал звук воды в душе. Дверь в ванную была прикрыта, но я решительно ее распахнул. Занавеска отдернулась, и на меня уставился Йимон.

– Кемп? – сказал он, щурясь сквозь пар. – Кто это, черт возьми?

– Да чтоб тебе провалиться! – крикнул я. – Ты как сюда вообще попал?!

– Окно было открыто. Мне нужно у тебя перекантоваться. До утра… На моем скутере накрылась фара.

– Сволочь тупая! Да тебя, наверное, уже за убийство ищут! У Лоттермана разрыв сердца! Он труп!

Йимон выпрыгнул из-под душа и обернул полотенце вокруг бедер.

– Ни хрена себе, – пробормотал он. – Это ж мне надо уносить ноги…

– Где Донован? – потребовал я. – За ним тоже охотятся.

Он покачал головой.

– Не знаю. Мы по дороге врезались в припаркованную машину. Он сказал, что собирается в аэропорт.

Я взглянул на часы. Почти полдвенадцатого.

– Ты где свой скутер оставил? – спросил я.

Он ткнул пальцем в сторону тыльного торца здания.

– Там, за углом. Еле доехал, без фары-то.

Я простонал.

– Господи, ты же меня за собой в тюрягу тащишь! А ну одевайся – и вон отсюда.

Езды до аэропорта минут десять, но едва мы тронулись, как хлынул тропический ливень: как-никак, сезон дождей, пожаловали муссоны. Пришлось остановиться и поднять крышу, хотя пока возились, успели вымокнуть до нитки.

От хлеставшей воды мы будто ослепли. В нескольких дюймах над головой барабанной дробью грохотала крыша; покрышки шипели на мокрой мостовой.

Мы свернули на длинную дорогу к аэропорту. Преодолев где-то полпути до терминала, я бросил взгляд влево и увидел, как разгоняется громадный авиалайнер с эмблемой «Пан-Ам» на фюзеляже. В одном из иллюминаторов вроде бы мелькнула физиономия Донована; он щерился в ухмылке и махал нам рукой. Самолет оторвался от ВПП и пронесся мимо нас с оглушительным ревом – крылатый левиафан, полный света и людей, которых ждет Нью-Йорк. Я тормознул, и мы молча следили, как он набирает высоту, закладывает крутой разворот над пальмовыми джунглями и, наконец, растворяется в ночном небе над морем, оставив по себе лишь крошечный красный светлячок в окружении звезд.

– Ну вот, – сказал я. – Сподобились.

Йимон все стоял и пялился вслед самолету.

– Так это что, последний?

– Ага, – кивнул я. – Следующий рейс только в девять тридцать утра.

Помолчав, он сказал:

– Придется, видно, ехать обратно.

Я повернул к нему лицо.

– Что значит «обратно»? Ты, дружок, с таким же успехом можешь сдаться сейчас, как и завтра утром.

Он посмотрел на дождь, нервно огляделся по сторонам.

– Проклятие… Мне надо просто свалить с этого острова – не больше, но и не меньше.

Я на минутку призадумался, а потом вспомнил про паром между Фархадо и Сент-Томасом. Насколько мне было известно, он отходил ежедневно в восемь утра. Мы решили туда отправиться и переночевать в каком-нибудь дешевом номере «Гранд-отеля». А потом… скатертью дорога Йимону – у меня своих забот полон рот.

До Фархадо миль сорок, но дорога оказалась хорошая, да и торопиться было некуда, так что я вел машину легко и непринужденно. Ливень кончился; ночь пахла свежестью. Мы подняли крышу и по очереди отхлебывали из бутылки.

– Черт-те что, – наконец сказал Йимон. – Никак не думал, что придется бежать в Южную Америку в одном костюме и с сотней долларов в кармане.

Он обмяк в кресле и вроде даже расплакался. Слева от дороги, в сотне ярдов, шумел прибой. Справа высился конус Эль-Юнке: черный силуэт на фоне зловещего неба.

Было уже половина второго, когда мы добрались до съезда в сторону Фархад о. Городишко как вымер: темно и ни единой души на улицах. Мы объехали пустынную центральную площадь и свернули к паромному причалу. Рядом обнаружилась небольшая гостиница; я остановил машину у входа, а Йимон пошел внутрь снимать номер.

Через несколько минут он вернулся и залез в машину.

– Что ж, – негромко сказал он. – Я вроде в порядке. Паром отходит в восемь.

Похоже, ему хотелось еще немножко посидеть рядом; я раскурил сигарету и попытался расслабиться. В городе стояла такая тишина, что любой звук казался опасно усиленным. К примеру, когда Йимон, передавая мне бутылку с ромом, нечаянно задел ею рулевое колесо, я подскочил как от выстрела.