Элис Петерсон - Письма моей сестры

– Очень смешно, – говорит она. – Ха-ха, очень смешно.

Мистер Маршалл выглядит озадаченным, но игриво продолжает:

– Этот цвет близок к вашему натуральному. Давайте попробуем?

Он бережно надевает парик на мамину голову, поправляет его и убеждается, что каждый волосок лежит на своем месте. Потом делает шаг назад и изображает восторг. Мама смотрит на папу, ожидая его реакции. Папа смотрит на меня. Я смотрю на Марка. Марк поворачивается к Беллс.

– Вам нужно зеркало, – заявляет мистер Маршалл, когда никто из нас не произнес ни слова. Он берет квадратное зеркало и встает с ним перед мамой. – Знаете, просто супер! Вот мое мнение.

Мама пронзительно вскрикивает от разочарования.

– Но у меня были золотисто-каштановые волосы, как у моей дочери Изабель. – Она еще раз смотрит на себя и поскорее отворачивается.

– Мама, мы купим тебе красивые шелковые шарфы, – вмешиваюсь я. – Не нужен тебе парик.

Мы все соглашаемся с этим, кроме мистера Маршалла. Он страшно удручен. Мы с папой провожаем его к двери вместе с тележкой и нетронутыми париками.

– Спасибо, что вы пришли к нам, – спокойно говорит папа. – Извините, если мы показались вам грубыми или неблагодарными, но я не думаю, что моей жене сейчас нужен парик.

– Нет проблем, – отвечает мистер Маршалл, – но вы без колебаний звоните мне, если передумаете. Дверь в страну париков не закрыта, я оставлю ее, скажем так, слегка приоткрытой.

Мы с папой с трудом сохраняем серьезность. Дверь в страну париков?

– До встречи. – Он выкатывает из дома свою тележку.

Когда мы возвращаемся на кухню, мама застенчиво водит ладонью по голове.

– Очень приятно, что вы приехали к нам, – говорит она Марку, но я вижу, что ее мысли все еще возвращаются к тому парику.

– По-моему, вы сделали правильный выбор, – заверяет он. – Шелковый шарф вам очень пойдет.

– Но ведь ты не думал, что я стану вот такая, правда, дорогой? – обращается она к папе, все еще трогая свои коротенькие волосы. – Сейчас я едва ли выгляжу соответствующе, верно?

Выгляди классно, чувствуй себя классным, и ты будешь классным. Я вспомнила, как Сэм напевал это перед зеркалом, когда брился.

Папа шагает к ней и целует ее в макушку.

– Я люблю тебя всякой. И тебе не нужно прятаться под волосами. Как мы всегда говорили тебе, Беллс?

– Гляди миру в глаза, – отвечает она.

– Папа любил это повторять в нашем детстве, – объясняю я Марку.

– Правильно, – подтверждает папа. – Глядите миру в глаза.

Мы с мамой смотрим по телевизору давнишний черно-белый фильм «Римские каникулы» с Одри Хепберн. Мама шьет новую гобеленовую подушечку. Она никогда не сидит просто так. Благодаря физиотерапии к маме возвращается подвижность, с ее лица исчезала бледность.

Она выглядит красавицей в розовом узорчатом шарфе и длинных серьгах, которые я купила для нее. Когда к нам на день приезжал Марк, мы с Беллс зашли с ним в ювелирную лавку. Там я примерила эти серьги, а Марк с юмором заметил, что они походят на свисающие с ушей канделябры. Мне было очень приятно его видеть. Не думаю, что он сознает, как много для нас значил его приезд.

– Кэти, тебе надо подумать о возвращении в Лондон, – неожиданно говорит мне мама.

– Что?

– Тебе надо ехать.

– Нет-нет, я не могу. Еще рано. Хочешь пить? Принести тебе горячей воды с лимоном?

– Со мной все в порядке, – заверяет она меня. – Я чувствую себя виноватой. Из-за меня ты не можешь вернуться к своим друзьям и привычной жизни.

– Это неважно. Господи, все неважно, кроме твоего здоровья.

Мама откладывает иголку и поворачивает ко мне лицо.

– Ты замечательная, но ты не должна задерживаться тут надолго.

– Но кто будет готовить вам еду, кто будет кормить тебя завтраком в постели? Папа не умеет готовить. Нет, мы не можем бросить тебя. Еще рано.

– Мне становится все лучше и лучше, а твой отец хорошая сиделка. Пора вам с Беллс уезжать.

– Я не уверена в этом, – неохотно отвечаю я. Меня наполняет ужасом сама мысль об отъезде.

– А я уверена. Тебе надо подумать, где ты будешь жить, – озабоченно говорит она.

– Я не знаю.

– Кэти. – Мама кладет свое шитье на столик. – Я не знаю, как тебя отблагодарить за все, что ты сделала.

– Я ничего особенного не сделала.

– Сделала, Кэти, – продолжает мама, – я была ужасной матерью.

Кровь приливает к моим щекам.