Роман Парисов - Стулик

Нет-нет, аплодисментов не было. Бурных покиданий парламента – тоже. Света быстро курила и серьёзно смотрела на меня. А я уже, конечно, корил себя за прямолинейность, запальчивость, вспыльчивость – что ещё?.. Ну, как всегда.

Я закурил (!!!).

– Я не такая.

Я не расслышал.

– Я – не такая, Ромик ! Всё, что ты сказал, – правда. Всё-всё правда… Сколько раз я была на месте тех, о ком ты говоришь. И девушки сейчас – ну, я имею в виду, – модельного плана – тьфу, формулировочка! – никогда не останавливаются.

– В смысле.

– В смысле – не будут жить с человеком и ни на кого больше не смотреть только потому, что он им нравится. Они обязательно будут искать ещё одного, а лучше двух – чтобы встречаться раз в неделю, может – в месяц… И иметь всё.

– Кто бы сомневался…

– Вот, например, Латанин. Уж на что страшило, а девчонки, даже, я знаю, из нашего агентства, в очередь к нему выстраиваются. За квартирой-машиной!..

– Да бог с ним, с Латаниным.

– …но я – не такая.

– Да не такая ты, не такая, – смилостивился я. (Девчонка на пути к исправлению! Ура-ура!) – Будем считать, ты счастливое исключение. Ты девочка неглупая, образованная, – у тебя шансов оценить всё это гораздо больше, чем у большинства. Ну, а вообще – у тебя ещё всё впереди.

– У меня уже всё позади ! Опыта за два года – выше крыши…

– Скажи. Зачем вообще ты пошла в модели?

– Когда мне было лет одиннадцать, подошёл на улице Стас и дал визитку. Через два года я уже работала. Нет, папа был, вообще-то, против. Не помню, по-моему, мама настояла – «пускай развивается».

– Н-ну да. Откуда бедным родителям знать, что это за болото?!

С ощущением свершившегося прорыва я вывожу Свету на улицу. Дождь опять строчит по лужам. Лужи – чёрные с золотом. Зонт – в машине. Адреналиновая дыра, как после американских горок: всё здорово, я на высоте! Я сказал ей что-то важное, сказал основное, сказал рискуя – и был услышан!

Никого в тёмном Камергерском проезде. Только наездницы в седле переступают на месте ленивым копытом.

– Прокатиться не желаете?..

– Ой, Рома, лошадки! – Светик прыгает в дождь, погладить живую шёрстку, вспаренные лошадиные бока.

– Мужчина, пожертвуйте коням на корм!

Мужчине ничего не остаётся, как прыгнуть следом и пожертвовать сотню (мельче нет).

Света счастлива. (Мужчина не ударил в грязь лицом!) Нежно заглядывает она в печальные лошадиные глаза.

– Рома, Рома, а я в прошлой жизни была лошадкой! – и разворачивается, открывает глазки пошире, конкурирует с лошадками в печали.

Она уже мокрая. Она жива и радостна. Открытым ртом ловит полновесные разноцветные капли. Её пальцы прилипли к моим. Она идёт, как женщина, справа. В моей левой подмышке её бук.

Мне нравится, что она любит дождь.

За это я решил рассказать ей стих. Это единственное, что я сочинил в жизни (в девятом классе на уроке физики). Литературные потуги четырнадцатилетнего отрока с претензией на многозначительность. Речь идёт о некоем портрете с выставки.

Наши слитные шаги чётко ложатся в амфибрахий. Я декламирую выспренно. Мы улыбаемся.

…ты – вечно непонятый Иисус,

На вечном мольберте распят!

Света останавливается, Света забегает вперёд.

– Это – ты?! Ты знаешь, что ты гений? Повтори ещё последние строчки… В них – всё! Про настоящее искусство – то, что оно вечно, непонято, недосказанно, и всегда-всегда страдает… Как Иисус!..

Я элегантно подхватываю её на руки и несу долго, лёгкую, свежую, податливую. Целую на весу головку.

Становится неудобно нести. (Дурман её разлетевшихся волос уже распирает мне тесные джинсы.)

Аккуратно ставлю статуэтку на асфальт.

– …чем я могу пахнуть! Твоим «Кензо»!

В машине, в багажнике затаился в ожидании встречи с адресатом целлофановый пузырь моей надежды. Всем нутром торжествуя, извлекаю хрустящую сферу. Ловлю в Светиковых потерянных глазах отражение моего фантазийного порыва (лукавого и бескорыстного).

Её лицо выражает абсолютное счастье. Оно сияет нереальностью происходящего. С-с ума сойти. Задарил совсем! Что-то там внутри такое, как гнёздышко. И не стыдно тебе, так охмурять девчонку.

Едем домой в час ночи под вопли «Рамштайна». (Таким треугольником: я, рядом она и впереди рвётся из магнитолы «Рамштайн» – расчищает дорогу.) На светофорах (и не только) обгоняем разом все машины, повергаем Светика в восторг. Считаем Светины биллборды: «То, что нас объединяет»…

Что же нас объединяет? Да, некая безмолвная общность, что-то немое и важное легко и радостно присутствует в нашей болтовне и переглядах… Я знаю – то наш сговор о поездке, то отзвук брошенного в сердце мне: «Я не такая!»