Кит Стюарт - Мальчик, сделанный из кубиков

Кажется, я слишком много думаю об этой игре.

Еще на подходе к клубу вижу в темных окнах разноцветные сполохи цветомузыки. Промозглый ночной воздух оглашает какая-то песня из тех, что были популярны в шестидесятые. Перед входом курит ватага подростков, поглядывая внутрь зала. Судя по всему, мнения о происходящем они не очень высокого. Я прохожу мимо них, и едва стоит мне открыть вторую дверь, как меня едва не сшибает с ног волной звука и потного жара. Человек примерно сорок пьют и танцуют; большинству из них около тридцати, хотя попадаются и пары много старше, которые явно помнят еще первое пришествие этого стиля. Все женщины в аутентичных платьях, с прическами и макияжем, с большой выдумкой вписанными в стиль тех лет. Мужчины, с облегчением отмечаю я, в большинстве своем в костюмах, хотя рядом с танцполом стоит группка в джинсах и футболках от Теда Перри. Похоже, намечается исполнение песен из репертуара «Блер трибьют».

Пожилой мужчина за канцелярским столом рядом с входом при виде меня кричит:

– Пять фунтов в кассу, приятель!

Ищу глазами Изобел и обнаруживаю ее в дальнем углу – она разговаривает с диджеем, чьи современные компакт-диски, микшер и ноутбук кажутся совершенно неуместными в этом царстве акрила, начесов и бриолина. Направляюсь к бару (его обслуживают две женщины в форме стюардесс шестидесятых) и беру пинту слабенького выдохшегося пива. Безымянная песня уступает место «Клинкс». Человек девять или десять принимаются выламываться в танце посреди зала.

Более чуждую мне по духу картину трудно и представить.

Отчасти это мамина вина. Она терпеть не может музыку шестидесятых, говорит, она сразу вызывает у нее в памяти кошмарные танцульки при местной церкви и молодых фермеров с их неуклюжими попытками ее облапать. Думаю, это еще одно свидетельство ее нежелания не то что застревать, а даже мимолетно думать о прошлом. Все еще размышляю на эту тему, когда кто-то похлопывает меня по плечу. Оборачиваюсь и вижу ослепительно улыбающуюся Изобел. На ней мини-платье в черно-белую клетку, и она здесь явно в своей стихии.

– Привет! Спасибо, что пришел! – кричит она. – Ты один?

– Да, решил заскочить, посмотреть, что ты такое затеяла.

Звучит это странно.

– Мне нравится твой костюм, – замечает она.

– Спасибо. Да вот, принарядился. А ты, значит, всех здесь знаешь?

– Большинство. Я попозже тебя познакомлю. О, Рейчел пришла, нужно с ней поздороваться. Вернусь через минутку!

И она упархивает в толпу, приветствуя и обнимая знакомых, пританцовывая и смеясь. Я застенчиво прислоняюсь к барной стойке и принимаюсь цедить свое пиво. Потом вытаскиваю телефон, но меня не покидает чувство, что на винтажной вечеринке это страшный грех, поэтому я убираю его и принимаюсь исподтишка разглядывать присутствующих. Изо всех сил пытаюсь не казаться слишком похожим на местного завсегдатая, ищущего, кого бы подцепить. Поп-музыка плавно перетекает в мод, потом в психоделический рок, а тот, в свою очередь, в северный соул. После десяти народ начинает заметно прибывать, и в баре сидит множество флиртующих парочек. Потом я вижу, что ко мне снова направляется Изобел.

– Эй! Прости, тут куча народу, которого я сто лет не видела. Ты не совсем еще заскучал?

– Нет, все в порядке, наслаждаюсь музыкой, – вру я.

– Еще одну секундочку, и я вернусь, честное слово.

И с этими словами она приподнимается на цыпочки, кладет ладонь мне на шею и приникает ко мне. Ее губы касаются моих всего несколько секунд, но это нечто большее, нежели социальный поцелуй. Я кое-как отставляю пиво на барную стойку и, не очень понимая, как быть, легонько придерживаю ее за талию. Глаза у меня закрыты, музыка, кажется, отступила куда-то далеко-далеко. Понятия не имею, о чем я думаю. Все сводится лишь к физическому контакту между нами. Она отстраняется, потом легонько целует меня снова. Когда я открываю глаза, она смотрит на меня.

– Увидимся позже, – говорит она прямо мне в ухо, так что ее дыхание щекочет мне щеку.

А когда она вновь исчезает в толпе людей, я вдруг прихожу в себя и сквозь чувственный морок ее прикосновения, сквозь душную пелену изумления и желания пробивается одна-единственная четкая мысль. Это неправильно. Это ошибка. Под ложечкой у меня холодеет от ужаса, и внезапно кажется, что весь этот зал, вся ночь до краев полны чувством вины, и мне становится тошно. Что я вообще здесь забыл? Отставляю в сторону пиво, которое не могу допить уже больше часа, и то ли иду, то ли бреду к выходу, нетерпеливо протискиваясь между танцующими парочками в клоунской старомодной одежде. Уже практически достигаю первой двустворчатой двери, когда меня хватает чья-то рука, и меня пригвождает к месту ужасом – самым настоящим ужасом – при мысли о том, что это Изобел. Но это всего лишь билетер.