Ольга Аникина - С начала до конца [сборник]

Послышался голос диспетчера. «Пожалуйста, уберите свой автомобиль с подземной стоянки». Я оторопела. «А вы не ошиблись? Вам точно мешает именно мой автомобиль? Какой у него номер?» Диспетчер назвала цифры, и меня затрясло. «Ничего я убирать не буду, машина стоит на своём месте, парковка была оплачена при покупке квартиры!» — «Я вас понимаю, но у меня приказ: убрать ваш автомобиль. Если не уберете, в течение двух часов вызовем службу эвакуации». И отключилась. Я накинула пальто, сунула ноги в сапоги и бросилась вниз. В диспетчерской сидела тётка, имени которой я не знала, но видела её неоднократно. «По какому праву вы прогоняете меня с оплаченного места? Я никуда свою машину не уберу!» — «Дело ваше, поступайте как хотите. Моё дело предупредить. Если не уберёте — ищите свой автомобиль на штрафстоянке».

Тётка была непробиваемая. И эта туда же, подумала я и решила не связываться. Спустилась к машине, вырулила со двора и припарковалась вдоль проезжей части. Поражённая происходящим, я решила зайти в супермаркет. Все нужные продукты дома имелись, но я всё равно зашла.

Народу в магазине было немного — как и всегда в дневное время. Кассирша посмотрела на меня недобро и не сказала за время работы со мной ни единого слова, даже не предложила мне пакет. Я сама попросила продать мне пакет, но она словно меня не услышала, пробила чек, забрала деньги и, не выдав мне сдачу, занялась следующим покупателем. Когда я стала требовать сдачу, охранник взял меня за локоть и вывел из магазина. Я едва успела схватить что-то из купленных продуктов.

Муж пришёл домой поздно. Он тихо разулся в коридоре и, не снимая верхней одежды, прошёл в спальню. Я заглянула к нему. Он, стоя в распахнутой куртке рядом с платяным шкафом, укладывал в чемодан свои вещи: я увидела несколько рубашек, два костюма, футболки, джинсы, бельё. «Поживу пока у родителей, — сказал он. — И мелкому будет не так грустно».

«Мелкий» — это сын.

Муж всегда был немногословен. Спрашивать его о причинах происходящего не имело смысла, я знала, что он не станет отвечать, а только ещё сильнее замкнётся в себе. Он тоже, похоже, состоял в сговоре с «ними».

Когда он ушёл, я стала названивать подругам. Ни одна не взяла трубку. Я позвонила маме, но она, не поздоровавшись, сказала мне: «Имей в виду: с сегодняшнего дня у меня нет дочери. А у тебя больше нет матери. И никогда мне не звони». И отключилась, и я больше не могла до неё дозвониться. Весь мир словно оглох и ослеп.

На следующий день, когда я зашла в супермаркет, в дверях меня толкнул мужчина. Он не заметил меня, выругался и пошёл дальше. Когда подошла моя очередь, кассир думала секунду, потом со вздохом стала убирать мои покупки с ленты, не пробивая. «Наташа! — крикнула она кому-то, — забери товар».

Пришла администратор и унесла обратно в зал всё, что я сегодня выбрала. Я пыталась возмущаться, но тут снова подошёл охранник и выдворил меня из магазина.

В другом и в третьем магазине повторилось то же самое. Даже когда я возвращалась в зал, снова набирала корзину и во второй раз выкладывала продукты на ленту, кассирша молча их убирала, не давая мне ничего купить. Если же я возмущалась, на сцену снова выходил охранник.

Я пробовала ездить в метро — но турникеты меня не пропускали, карточка в один момент обнулилась, а жетоны приобрести было невозможно: продавцы игнорировали меня.

Так я жила несколько дней или недель. Деньги у меня кончились, да и если они были бы — всё равно мне никто ничего не хотел продавать.

Продукты дома тоже кончились, но есть не очень-то и хотелось. Машина куда-то пропала. Наверное, её всё-таки эвакуировали. Потом вдруг вернулись муж и сын. Мы стали жить в нашем общем доме, но не так, как раньше. Моя семья не разговаривала со мной, словно не видела или не хотела меня видеть. Когда я вставала в дверном проёме, не давая им пройти, они стояли напротив, не глядя на меня, и ждали, когда я пропущу их сама. И я пропускала. Когда я подходила к ним, пыталась тормошить или кричать, они терпели это с безразличными лицами, смотрели в пол и ни слова мне не отвечали. Однажды я перебила в доме всю посуду. Они собрали осколки, подмели пол, а потом стали упаковывать вещи. Муж вызвал грузовик, загрузил его и уехал. В квартиру приехали другие люди. Я пыталась разговаривать с новыми жильцами, но они не отвечали мне и вели себя так же, как и моя семья.

Тогда я вышла на улицу и пошла по прямой. Только прямо, прямо и прямо. Главное было — никуда не сворачивать. Да мне это и не было нужно.