Грэм Джойс - Правда жизни

Ну, Майкл. Давай же кого-нибудь выберем. Отомстим за тебя. За тебя и за город. Не бойся, твоей вины тут нет. В конце концов, это они на нас напали. Этот? Вон – летит пониже других. Накажем смельчака? Как ты думаешь? Он и не узнает, как все было. Ничего не поймет.

И они дугой спикировали на немецкий самолет по ночному небу, зажигая за собой серебряное лунное сияние, налетели на кабину, присосались к стеклянному носу самолета цепкими пальцами и ртами, увидели, как пилот бомбардировщика поднял глаза от панели управления, увидели жуткую гримасу леденящего ужаса и непонимания.

Ну вот. Вот, Майкл. Лети к нему. Видишь его лицо? Посмотри ему в глаза. Твои глаза к его глазам. Приклеиться. Наши глаза. Приклеим их. Наши зрачки к его зрачкам. Будем ангелами. В его кабине. Или злыми духами. Глянь, как ему страшно. У него ужас в глазах, смотри. Вот так. Вот так. Вот так. Все, Майкл, все. Домой он не вернется. Вот этот. Нет ему дороги домой. Конец. Отпускай.

Вернувшись на парапет башни, Кэсси смотрела, как самолет-мишень кренится, поворачивается, набирает высоту и берет курс на северо-восток от города. Неподалеку в воздухе взвился дымок от одиночного залпа зенитки, который, впрочем, до самолета не достал. Орудия ПВО иссякли и теперь изредка стреляли, лишь чтобы не молчать. Самолет благополучно исчез в темноте.

Но она знала, что это не имеет значения. Он был обречен. Она знала это так же, как, еще не включив приемник, знала, какая песня играет по радио. Курс самолета был предопределен. Пролетев семь миль от города, он упадет. Только Кэсси знала, что ему уже не вернуться домой. Только Кэсси и Майкл.

– Майкл, – прошептала Кэсси. – Майкл? Ты где?

Она дважды обошла парапет, тихо зовя его.

Его нигде не было. В уши дул ветер. Она застегнула пальто и пошла вниз по винтовой лестнице – с каждой ступенькой возвращалась жара. Внизу горячий воздух был будто пропитан резким горьким запахом перца.

Она знала, где искать Майкла. Сквозь падающие капли огня и едкий дымный туман, увертываясь от летящего пепла и низвергающихся каскадом искр, она вернулась туда, откуда пришла, – к белым каменным ступеням под портиком Национального провинциального банка. Она нашла Майкла – он сидел на корточках в углу портика. Лицо его было белым от пыли, в носу, ушах и глазницах засохла кровь. Она положила руку ему на шею. Его тело остыло. На этот раз она не дотронулась до его век, и они остались закрытыми.

– Теперь можешь уходить, – прошептала она.

В город входили все новые пожарные и спасательные команды, но все было кончено. Отчаянные попытки хоть что-то спасти терпели крах. Мужчины плакали или утешали плачущих. Кэсси прошла мимо кипы древних рукописей, которые кто-то вытащил из дымящихся руин библиотеки, да так и бросил на тротуаре. Готический шрифт, украшенные цветными рисунками буквы, выведенные в незапамятные времена рукой монаха, остались на растерзание огню и ветру.

Кэсси брела по улицам с уверенностью лунатика, оставляя позади себя пожарные команды, механически и безнадежно поливавшие из шлангов огонь. Один пожарный с почерневшим лицом и безумной ухмылкой, искривившей его рот, кивнул ей, как будто хотел, чтобы от нее не ускользнуло что-то смешное. Все было кончено. Всюду были пламя и гибель. Закапал мелкий холодный дождик, смешиваясь с кружащейся сажей, золой и пылью в теплый смог, касающийся лица, как горячая паутина. Разило сварившимися отбросами, лопнувшими трубами и прорвавшейся канализацией – приправами адской кухни.

На Тринити-стрит она узнала одного из людей с носилками. Это был Гордон. Увидев ее, он остановился.

– Кэсси, голубушка, ты что здесь делаешь? – Его чудовищное заикание исчезло. Он попытался поправить брезент, чтобы она не увидела, что лежит на носилках.

– Помогаю, – сказала Кэсси.

Гордон кивнул, как будто все отлично понял. Его товарищ дал знак, что надо идти.

– Благослови тебя Бог, Кэсси, – сказал Гордон. – Но тебе нужно домой, маленькая моя.

Больше не бомбили, но только в четверть седьмого дали отбой – гулко и скорбно прозвучал в сером свете его сигнал. От мороси пошел пар, и там, где из развалин не извергался черный дым, в плотную зловещую пелену, окутавшую город, вплетался дым белый. Кэсси бесцельно брела, сама себя ощущая дымом, рассеивающимся, смутным, не в состоянии вспомнить, зачем идет. Почти привидение.

Сам город превратился в призрак. Пар, туман и дым придавали уцелевшим стенам и углам разрушенных зданий вид неясных карандашных эскизов или фотографических негативов, или, может быть, это были лишь не успевшие растаять зрительные образы разгромленных домов. На фантастических ходулях стояли неузнаваемые остовы. Исторические здания разнесло в прах. На улицах громадными курганами валялись бесчисленные кирпичи, щепки, искореженные балки, куски штукатурки и осколки стекла. Кэсси брела по Кросс-Чипинг мимо останков универмага и увидела повисший в окне выряженный манекен. На чугунном фонарном столбе, стоявшем среди кучи камней, красовался целый и невредимый знак: «Остановка автобусов на Киресли». Под ним лежал исковерканный и оплавленный скелет двухэтажного автобуса.