Грэм Джойс: Как подружиться с демонами

Насчитывается тысяча пятьсот шестьдесят семь бесов. Ни больше ни меньше. Да, я в курсе притязаний Фрейзера, описавшего в своей монографии еще четырех. Хотя ясно как день, что он путает бесов с психологическими состояниями. Я имею в виду, что навязчивая склонность крыть матом прохожих на улице, вернее всего, вызвана нервным расстройством, а не присутствием нечисти. Да и хроническая мастурбация — дело житейское. Подозреваю, что Фрейзер и сам-то не верил в свои «изыскания». Просто приплел четырех новых бесов, чтобы продвинуть свою дурацкую книжку.

Уж я-то его знаю — мы вместе учились в колледже. (Я не драчун, но как-то раз он меня так взбесил, что я сломал ему нос.) Как бы то ни было, я предпочитаю основополагающий труд Гудриджа с его строгой системой определений. Мне по душе точные дефиниции. Так и быть, ради вас я сделаю сноску, но она будет первой и последней. Во-первых, потому, что я ненавижу интеллектуальную кашу сносок, а во-вторых, да будет вам известно, не кто иной, как Гудридж, блестяще доказал, что сноскострадание — от лукавого [1] Гудридж Р. У. Категорическое утверждение о существовании 1567 видов. Лондон и Нью-Йорк: Коулман-Эшкрофт, 1973. С. 839–843. и служит едва ли не главной причиной болезней и душевных расстройств среди университетской профессуры. Более того, этот бес настолько зловреден, что притягивает к себе массу других паразитов — до четырех-пяти уровней вложенности. Спросите любого, кто хоть немного в этом смыслит, и вам ответят: стоит впустить одного, и он подклинит ворота для прочих.

Я двадцать с лишним лет оставался чист, пока все же не подцепил беса. Ума не приложу, как это вышло. Знаю только, что он приладился ко мне в одном из пабов Центрального Лондона и вселился до того, как я успел вытравить и вырезать его нашатырем и скальпелем дисциплинированного мышления. Вот именно: дисциплинированного мышления. Я-то уж знаю, о чем речь.

Никакой мороки с бесами и вовсе не случилось бы, если бы в то утро — до того, как все это произошло, — меня не занесло на одно из заседаний, где долго и мучительно подыхаешь от тоски. Тех самых заседаний, на которых твои мысли дрейфуют, подобно облакам над Пеннинскими горами в погожий летний денек. Два упоительных часа на тему «Молодежь и антиобщественное поведение» под председательством младшего министра внутренних дел. Полдюжины госслужащих в модельных костюмах с острыми, как канцелярские ножи, стрелками на брюках представляли свои «ключевые проекты» и «модели прогнозирования результатов», феерично и эксцентрично опровергаемые представителями ассоциации бойскаутов, девочек-скаутов, молодежных клубов, «Друзей леса» и какой-то мутной организации под названием «Британский молодежный совет».

— Нравственность, — отчеканил представитель бойскаутов, впечатывая палец в стол так, будто давил муравья. — Осознание того, что хорошо, а что дурно.

Я никак не мог запомнить его имя, потому что меня жутко бесили его противные ухоженные усики и немыслимая красно-бурая физиономия, похожая на подгнивший фрукт. На самом деле он давно уже не работал на ассоциацию скаутов — пятнадцать лет как вышел на пенсию, — но они постоянно таскали его за собой, потому что ему «нравилось быть при делах». Вообще-то, в его словах не к чему придраться, беда лишь в том, что только их он и повторяет из раза в раз, на каждом заседании.

Старый бойскаут снова ткнул пальцем в стол:

— Элементарная благопристойность.

Заседания вроде нашего принято называть «фабрикой идей». Мне это нравится. Звучит солидно. Жаль только, что фабрика эта работает вхолостую: машины гудят, механизмы вращаются, трубы дымят, а на выходе — ничего, пшик.

«О боже, — подумал я. — Похоже, это еще надолго. Так и обед пропустить можно».

Поймите меня правильно: «производство идей» — очень важное занятие. Когда нас проводят мимо охраны в сверкающее сталью здание Министерства внутренних дел в районе Виктории, а потом сопровождают в конференц-зал со светлыми деревянными столами, где каждого уже ждет пластиковая бутылочка с минералкой и керамическое блюдце с мятными леденцами, мы все как один ощущаем себя людьми первостатейными и значимыми. Впрочем, повестка дня всегда неизменна: молодежь снова катится в тартарары и — боже мой! — как же нам их спасти?