Луиджи Малерба - Греческий огонь

Когда начались работы, старый оружейных дел мастер, еще занимавший эту должность, с трудом взобрался по приставной лестнице к окошечку под самым потолком. Он спрашивал себя, что означают удары молота по гранитной стене, а также непонятные действия ученых геометров, за которыми он наблюдал сверху из своего оконца. С помощью шестов и веревок они рассчитывали какие-то углы и наклоны в направлении заходящего солнца. Но старый мудрый мастер счел за лучшее подавить свое любопытство. В мастерской неукоснительно соблюдались два закона— усердия и молчания, и он первым должен был им следовать. Старик, как и прежде, продолжал управлять рабочими, лишь время от времени прикладывая глухое ухо к стене, за которой слышались удары молотов и жужжание буров, сверлящих твердый камень. Верный себе и заведенному в мастерской порядку, он так ничего и не сообщил рабочим, которые начали проявлять некоторое беспокойство, так как, несмотря на глухоту, ощущали по вибрации воздуха, что за стенами мастерской что-то происходит. По когда длинные буры, преодолев последнее сопротивление камня, наконец прошли сквозь западную стену мастерской, старик приник глазом к получившемуся отверстию, чтобы понять его назначение. Понять, сказал он себе, не значит нарушить закон усердия и молчания.

И вот однажды вечером старый мастер увидел в эту дырочку красный пылающий закат над Босфором и солнце, медленно уходящее за крошечный горизонт, ограниченный краями отверстия, пробитого в каменной стене. Какой смысл мог иметь этот образ? Символ геенны огненной? Символ смерти? Захватывающая красота морской битвы? Нет, красное предзакатное солнце не могло иметь ничего общего со смертоносными снарядами греческого огня. Но стоило ли несколько месяцев сверлить гранитную стену толщиной в 12 футов ради того только, чтобы старый оружейных дел мастер мог лицезреть солнце на закате? Старик был проницателен и догадлив. Может быть, сказал он себе, это отверстие предназначено вовсе не для него, а для кого-то другого. Но кем мог быть этот другой, кроме его преемника? И если это трудоемкое и дорогостоящее отверстие предназначалось для его преемника, то чего ждали от него, старого мастера? Ему оставалось только как можно быстрее убраться восвояси, пока его не убрали насильно. Накопившаяся за много лет усталость как-то сразу ослабила его члены, помутила сознание, сжала сердце. И старый оружейный мастер решил умереть: на следующий день он лег в кровать и умер, чтобы освободить место своему преемнику, для которого и было пробито это отверстие в толстой гранитной стене.

Леонтий Мануил так усердно взялся за дело, что казалось, будто он вообще не думает ни о чем другом, кроме своих новых обязанностей, и даже вычеркнул из памяти все мысли о прошлом. Может быть, именно поэтому в те недолгие годы, что оружейную мастерскую возглавлял молодой мастер из Гераклии, она действовала с особой четкостью до тех пор, пока однажды утром, в час, когда остальные оружейники обычно приступали к работе, не нашли его на полу его же комнаты с перерезанным горлом.

Железный сундук, в котором хранился секретный пергамент, был пуст. Кто-то проник ночью в мастерскую, зарезал оружейных дел мастера и выкрал пергамент с секретной формулой греческого огня. На трех замках железной двери не было следов взлома. Сигнал тревоги был подан рабочими с помощью красной тряпки, вывешенной из окна спального помещения. Один из часовых, оставив свой пост, поспешил доложить этериарху Нимию Никету о том, что в оружейной мастерской что-то произошло. Этериарх, прежде чем сообщить об этом императору, решил сам сходить в мастерскую и узнать, в чем дело. Прибыв на место, он сначала заглянул в маленький люк для доставки в лабораторию горючих материалов и увидел тело Леонтия Мануила, которое рабочие к тому времени перенесли с пола на скамью.

Поскольку все, что касалось секретной формулы греческого огня, было в прямом ведении императора, Нимий Никет решил действовать строго по уставу и обратился сначала к куропалату Льву Фоке.

Куропалат Лев молча и очень внимательно выслушал его донесение, а затем взял на себя нелегкую обязанность сообщить эту новость своему брату Никифору. Но прежде чем отпустить этериарха, он спросил у него, какие меры тот собирается предпринять в отношении шести часовых, которые несли охрану мастерской в час, когда случилось это несчастье.

Как он собирается их наказать? Сразу, на месте, или сначала произвести расследование? И опять-таки, в случае расследования, предпочитает ли он, чтобы оно было произведено по всем правилам, в заведенном порядке, с привлечением эпарха, или формально, без огласки? И наконец, нет ли риска, что кто-то из часовых видел пергамент с секретной формулой? Последний вопрос окончательно убедил этериарха незамедлительно принять в отношении часовых крайние меры, чтобы удовлетворить пожелания Льва Фоки, а вернее, исполнить его косвенный приказ. Нимий Никет уже привык к лицемерию высших иерархов, которые, чтобы не компрометировать себя, отдают приказы, облекая их в форму советов. Не теряя времени, он приказал умертвить часовых в тайной тюрьме, чтобы процесс над ними не превратился в спектакль для всего Дворца, а также избежать лишних разговоров и беспорядков среди солдат дворцовой гвардии, к которым принадлежали и эти шестеро часовых. Их тела были завернуты в холщовые мешки и брошены в море. Это место Мраморного моря пользовалось дурной славой у рыбаков, которые избегали ловить здесь рыбу, хотя знали, что здесь она гораздо крупнее, а главное, ее много больше, чем в любом другом месте.