Андрей Столяров - Не знает заката

Я еле переставлял ноги.

Наверное, это было заметно по моему лицу, потому что Гелла быстро сказала:

– Не напрягайся… Дыши свободней… Ты слишком напрягаешься, выкладываешься, так нельзя… У тебя все силы уходят на самого себя…

Ей было легко говорить. Она не столько бежала, сколько, как те, кого она называла гремлинами, плыла по воздуху: едва касаясь, отталкивалась носком от асфальта и вроде бы безо всяких усилий перемещалась вперед. Я еле за ней поспевал. Тут было то же самое, что и с Големом. Я двигался словно через вязкий кисель: действительно напрягался, мышцы сводило до судорог, и все равно преодолевал лишь какие-то жалкие сантиметры. А гремлины, на которых я, вопреки запретам, все же посматривал через плечо, вроде бы едва шевелились – наклонившись, выставив лбы, будто превозмогая напор сильного ветра, – и тем не менее, после каждого шага оказывались все ближе и ближе.

Расстояние между нами неумолимо сокращалось.

– Откуда ты здесь взялась?..

– Почувствовала тебя… Услышала их голоса…

– Очень вовремя…

– Я всегда появляюсь вовремя, – сказала Гелла.

Мы нырнули под арку на другой стороне переулка, перебежали двор, где тупо таращились друг на друга поставленные впритык легковушки, нырнули под следующую арку, совсем уже низкую, и проскочили в еще один двор – чернеющий в дальнем своем конце щелью парадной.

– Скорей!.. Нам – туда!..

Дыхание гремлинов уже лизало затылок. Гелла сделала вдруг какой-то немыслимый пируэт – извернувшись, как кошка, в прыжке и обратившись лицом к преследователям. Сложенные щепотью пальцы перечеркнули воздух. Так же, как когда-то в саду, вспыхнул затейливый иероглиф – на мгновение засиял, так что больно было смотреть, и сразу же потускнел, распадаясь на отдельные ниточки.

Этого оказалось достаточно.

Первая пара гремлинов, видимо, не успевшая притормозить, коснулась его – изогнулась в отчаянии, вскинула, как от немыслимой боли, руки, из рукавов начал вытекать темный дым, еще мгновение – и пространство двора заволокло плотными переливающимися клубами.

Гелла оскалила зубы.

– Все, слуги Себта здесь не пройдут… Скорее, скорее!… Надо успеть, пока сфинксы не открыли глаза!..

От дальнейшего в памяти у меня сохранились лишь какие-то не слишком связанные фрагменты. Я еще мог бы, наверное, постаравшись, восстановить примерную их последовательность, мог бы, опираясь на самые выразительные детали, реконструировать полностью тот или иной эпизод, но изложить события более-менее внятно не в состоянии. Они так и остались фрагментами, которые можно толковать как угодно. Я, например, помню, что мы долго бежали по скудно освещенной кишке лестничных переходов: стены были облуплены, краска шелушилась на них, как будто дом горел в лихорадке, дважды поворачивали в совершенно неожиданном направлении, а когда наконец, выскочили из этой каменной круговерти на улицу, то оказалось, что мы находимся не в переулке, чего следовало бы ожидать, не на набережной, не на проспекте, что, в общем, было бы тоже понятно, а в каком-то запущенном, из сплошного жара саду, стиснутом отовсюду глухими, почти без окон, стенами. Что это был за потайной сад, я так и не понял. Однако я хорошо помню, как из кустов, покрытых мелкими, по-моему, кожистыми черными листьями, будто из-под земли, наверное из могил, начали вылезать тощие, похожие на обезьян существа, у которых сквозь клочковатую шерсть просвечивали кости скелета. Гелла назвала их каким-то именем, которое я тут же забыл. Снова начертала в воздухе иероглиф, распавшийся на тысячи искр. Существа со змеиным шипением отпрянули. А мы, протиснувшись сквозь загороди кустов, оказались на набережной, вдоль которой тянулись арки Старого рынка.

Место было весьма характерное. Далее канал пересекался с другим, поворачивающим дугой и уходящим в пылающую желтизну заката. Висели над зеркальными водами три тонких моста, чернела колокольня собора, в проемах которой сквозило яркое небо, необъятные тополя, выстроившиеся парадом, образовывали нечто вроде аллеи.

Это был совсем иной район города, находящийся в тридцати – сорока минутах ходьбы от прежнего. Мы каким-то образом переместились оттуда. Впрочем, ничего удивительного здесь, на мой взгляд, не было. Это тоже – одна из фантастических особенностей Петербурга. Здесь можно войти в парадную, во двор, в переулок в одном районе и после двух-трех поворотов выйти совершенно в другом. Надо только уметь. Вероятно, Гелла это умела.