Юрий Андрухович - Двенадцать обручей

Глянь, вдруг обернулся к Роме Артур в быстро темнеющем лесу. Она ловко перепрыгнула через изрытую людскими следами и вновь застывшую колдобину. Что там, спросила она. Посмотри на этот шлагбаум, показал Артур, смотри, он почему-то сломан. И что тут такого, изобразила она непонимание. Шлагбаумы тут повсюду поломанные, сто лет назад. Нет, как раз этот был целый, уверил ее муж. Вчера перед обедом я дошел до этого места и тут распил бутылочку, утверждал Артур все уверенней. То-то и оно — бутылочку, сбивала Рома его со следа. Но он не поддался. Я присел на этом шлагбауме и курил одну сигарету за другой, целых пять, а то и шесть. О, видишь, продолжал он, бычок, а там еще один, и тут еще. Он поднял окурок с земли и, внимательно разглядывая его в меркнущем лесном свете, сказал: прилуцкая. И что такого, упрямо не сдавалась Рома. Я хочу сказать, что этот шлагбаум был сломан совсем недавно, твердо заявил Артур. Это могло произойти в результате какой-то борьбы, шлагбаумы не ломаются просто так. Рома на это промолчала. Нет, неразумно было бы подбрасывать ему в качестве версии ветер. Сломанный ветром шлагбаум какая глупость!

О, видишь, через минуту снова заговорил он. И что теперь, чуть настороженно спросила она. Трава за шлагбаумом очень сильно примята, сообщил Артур, знаменитый следопыт. В этом лесу полно примятой травы, в третий раз взялась она перечить. Нет, ты не понимаешь, терпеливо пояснял Артур. Здесь примятость выглядит совсем иначе — тут так, будто кто-то лежал в этом месте на траве или даже — как это сказать по-украински — катался по ней. А крови не видно, подкинула Рома следопыту свежий фальшивый след. Артур немного походил вокруг, поприглядывался со всех сторон. В верхушках деревьев уже пронеслись два-три мощных ветровых порыва. Небо в просветах меж деревьев показалось почти черным.

Нет, крови не видать, сказал Артур. Значит, и борьбы не было, как бы пошутила Рома. Артур еще некоторое время обдумывал увиденное. Если тут лежало человеческое тело, показал на траву, то позже его должны были куда-то оттащить. Но следов не вижу. А если оно само поднялось и пошло себе дальше, чуть не засыпалась Рома. Тогда и нам надо дальше, согласился с нею муж, и, постояв еще пару минут на том же месте, они двинулись по лесной дороге вперед.

И только Тогда, почти единодушно, но каждый по-своему, почувствовали, как над ними склоняется, сгущаясь, вся таинственность нашего мира.

Немного позже, когда они уже выходили из леса, сосредоточенно приближаясь к Речке, над их головами впервые блеснуло, потом еще и еще раз. Этого только не хватало, сказала Рома, плотнее закутываясь во все, что на ней было, и набрасывая на голову капюшон. Сейчас как жахнет, отозвался Артур и обеспокоенно обозрел вмиг почерневший ландшафт. Поэт, как всегда, оказался пророком: стоило ему договорить эти слова, как и вправду жахнуло , то есть смачно загремело во всю небесную ширь. Святой Илья везет калачи, промолвил Артур Пепа и взял жену за руку, отчего в небе прогремело вновь и вновь, с каждым разом громче и нещаднее.

Когда они бежали по мосту, посыпался мокрый снег. Точнее, был короткий миг, на протяжении которого он сначала был просто холодным дождем. Но где-то на середине моста они заметили, что дождь начинает белеть. Поэтому, достигнув противоположного берега, они что есть духу побежали по обочине шоссе вверх — к развилке над тем местом, где в Речку впадает Поток. К тому моменту уже стало все совсем бело — по всей земле.

Спустя несколько минут Артур подумал, что это бегство ничего, кроме изнеможения, не даст: в груди бесилась такая же пурга, как и снаружи, над головами угрожающе взблескивало, громы лупили со всех сторон с такою силою, что глохли уши; до потенциального приюта на тринадцатом километре оставалось полтора-два часа пешего хода, до железнодорожной станции не меньше, но в противоположную сторону. Тут и только тут, повторял в ритме бега Артур, тут и только тут, и только тут, и только тут. И только тут — пристанище для нас!

Таща Рому за руку, он — выбоина на выбоине — пересек шоссе и, пробежав вперед еще сотню метров, перемахнул (Рома следом за ним) через ограждение над обрывом, а тогда — да свершится Божья воля — кое-как, то на ногах, то на спинах, на животах и задницах, на сломление головы, резко вниз, в присыпанные свежим снегом серые прошлогодние лопухи, нет, еще ниже, с молнией и громом — на дно, на самое дно этого мира, где царит автомобильная смерть.

Извалянные в снегу пополам с грязищей, будто клоуны в опилках, они наконец приземлились среди всех тех поломанных и раздавленных «мерседесов» да «опелей»; носясь по коридорам этого отчасти лабиринта, отчасти кладбища, среди все прочих «фордов», «ситроэнов» да «волг», они все-таки нашли кое-что покрупнее и не слишком разваленное; можно было и в салон протиснуться, лишь чуток повозившись с расстроенными дверями, и вот уже — крыша над головой, собственное укрытие за пределами пурги. Пурга, кстати, как раз в тот миг набрала такие обороты, что все пространственные координаты были утрачены — только белый хаос вокруг и белая пустота за вытянутой рукой.