Вирджиния Клео Эндрюс - Цветы на чердаке

Мне тоже стало противно. Мама пробыла вдовой всего около восьми месяцев. Но иногда восемь месяцев тянутся как восемь лет, и, в конце концов, какое значение имеет прошлое, когда настоящее так приятно и интригующе. Естественно, я догадывалась, что там, на балюстраде, происходило многое такое, о чем Крис не собирался мне говорить.

– Вообще, Кэти, я не знаю, что ты там думаешь, но мама в конце концов приказала ему остановиться и пригрозила, что в противном случае не покажет ему свою спальню.

– О, держу пари, что он делал что-то отвратительное.

– Только поцелуи, – сказал Крис, глядя поверх моей головы на рождественскую елку. – Несколько поцелуев и несколько поглаживаний, но у нее от всего этого заблестели глаза, а потом этот Барт еще поинтересовался, правда ли, что эта кровать в форме лебедя принадлежала когда-то французской куртизанке.

– Ради всего святого, Крис, кто такая куртизанка?

Крис прочистил горло:

– Это существительное, означающее женщину, которая проявляет благосклонность только к аристократам. Я посмотрел в словаре.

– Благосклонность? Какого рода благосклонность?

– За которую имеют возможность заплатить богатые мужчины, – быстро проговорил он и прикрыл мне рот ладонью, чтобы я прекратила расспросы. – Мама, конечно, отрицала, что подобная кровать могла оказаться в этом доме. Она сказала, что кровать с греховной репутацией, какой бы красивой она ни была, подверглась бы торжественному сожжению ночью под звуки молитв во искупление совершенных грехов. Эта кровать принадлежала ее бабушке, и когда мама была девочкой, она больше всего на свете хотела жить в бабушкиных комнатах и спать в ее спальне. Но родители не позволяли ей, боясь, что она попадет под влияние бабушкиного духа, поскольку та была не совсем святой, хотя и не куртизанкой. Тут мама горько засмеялась и сказала Барту, что раньше ее родители считали ее настолько развращенной, что ничто не могло бы сделать ее хуже, чем она была. Знаешь, меня это очень расстроило. Мама никакая не развращенная – папа любил ее, и они были супругами. Никого не касается то, что происходит между мужем и женой.

У меня от этих объяснений перехватило дыхание. Крис всегда знал все, абсолютно все!

– «Итак, – сказала мама, – один взгляд на спальню, и обратно к гостям». Они скрылись в коридоре, освещенном мягким, приятным светом, и я, конечно, понял, в каком направлении находится комната. Сначала я тщательно осмотрелся по сторонам, а потом покинул место, где прятался, и бросился в первую закрытую дверь, на которую упал мой взгляд. Я ворвался в помещение, рассудив, что раз вокруг темно и дверь закрыта, значит внутри никого нет. Аккуратно закрыв за собой дверь, я замер и сосредоточился, чтобы почувствовать запах и ауру этой комнаты, как ты мне всегда советовала. У меня был с собой фонарик, так что я мог осветить все вокруг и выяснить, где я нахожусь, но мне хотелось понять, откуда берется твое обостренное восприятие, интуиция и подозрительность, когда, на мой взгляд, все идет нормально. Черт меня возьми, если ты не права! Если бы там горел свет или я воспользовался бы фонариком, то наверняка не обратил бы внимания на странный, неестественный запах, наполнявший комнату. Мне вдруг сделалось неловко и даже страшновато. И тут, Бог свидетель, у меня чуть душа не ушла в пятки.

– Что это было? – возбужденно спросила я, отталкивая от себя его руку, пытающуюся удержать меня на месте. – Что ты видел? Чудовище?

– Чудовище? Да, это были действительно чудовища! Много чудовищ! По крайней мере, их головы, висящие на стенах. Вокруг меня блестели глаза: янтарные, зеленые, топазовые и лимонно-желтые. Я прямо похолодел от ужаса. Через окна в комнату пробивался отраженный снегом голубоватый свет, поблескивая на зубах, на львиных клыках, обнаженных в немом рыке. Из-за гривы голова льва казалась громадной, а во всем облике ясно читались гнев и ярость. Почему-то мне стало жаль это животное – обезглавленное и набитое опилками ради того, чтобы украсить помещение, в то время как по справедливости оно должно было свободно разгуливать на воле.

Я поняла чувства этого льва. Моя ярость нарастала как лавина, когда я чего-то боялась и чувствовала себя неуверенной.

– Это была комната охотничьих трофеев, Кэти, огромная комната, на стенах которой висели головы убитых животных. Там были и лев, и слон с поднятым вверх хоботом. Все животные из Азии и Африки были выставлены с одной стороны, а крупные животные из Америки – с другой: медведь гризли, бурый медведь, антилопа, снежный барс и так далее. Рыбы и птицы представлены не были. Видимо, они считались недостойными охотника, украсившего комнату своими трофеями. Да, от вида этой комнаты бросает в дрожь, и все же я очень хочу, чтобы ты ее увидела. Ты просто должна на нее взглянуть!