Вирджиния Клео Эндрюс - Цветы на чердаке

Конечно, я знала, кого он имеет в виду, но я не могла ничего сказать и лежала молча, в свою очередь оцепенев от шока.

– И вот, – монотонно и безжизненно продолжал Крис, чтобы не показать, как он обескуражен, удивлен и напуган, – пока я лежал за диваном, положив голову на руки и закрыв глаза, стараясь унять свое так громко бьющееся сердце, Джон и горничная занялись друг с другом чем-то серьезным. Я мог догадаться по их движениям, что они раздевают друг друга, сперва он, а потом она.

– Они раздевали друг друга? – переспросила я. – Она в самом деле помогала ему снять одежду?

– Мне так послышалось, – равнодушно сказал Крис.

– Она не кричала и не сопротивлялась?

– Ха, да нисколько. Она была полностью за! И как же долго они этим занимались! И какой шум они подняли, Кэти, ты не поверишь. Она стонала и вскрикивала, тяжело дышала и задыхалась, а он хрюкал, как жирная свинья. Но я догадываюсь, что он неплохо с этим справился, под конец она завопила как сумасшедшая. А когда они кончили, то лежали и курили сигареты, болтая обо всем, что происходит в доме, и поверь мне, им была известна каждая мелочь. А затем они занялись любовью во второй раз.

– Дважды за ночь?

– Это вполне возможно.

– Крис, почему твой голос звучит так странно?

Он помедлил, отодвинувшись слегка и изучая мое лицо.

– Кэти, ты что, не слушала? Я пережил такую боль, рассказывая тебе все как было. А ты не слышала?

Не слышала? Да нет, конечно, я все слышала.

Он слишком долго не мог решиться похитить мамин запас драгоценностей. Надо было ему давным-давно брать понемножку, как я его просила.

Значит, мама и ее муж отбыли в очередную поездку. Ну и что за новость? Да они все время приезжали и уезжали. Они готовы были в любой момент сбежать из этого дома, и за это их нельзя винить. Разве и мы не собирались сделать то же самое?

Я подняла брови и вопросительно уставилась на Криса. Очевидно, он что-то мне не сказал. Он все еще защищал ее, он все еще любит ее.

– Кэти… – начал он, голос его срывался и дрожал.

– Все в порядке, Крис. Я не упрекаю тебя ни в чем. Так, значит, наша дорогая, милая, добрая, любящая мамочка и ее прекрасный молодой муженек отбыли на очередные каникулы, прихватив с собой все драгоценности. Ничего! Мы все равно удерем!

Прощай, безопасность за запертой дверью! Мы все равно удерем! Мы будем работать, мы найдем способ прокормиться и платить докторам за лечение Кэрри. Ни пропажа драгоценностей, ни бездушие нашей матери, которая снова бросила нас, ничего нам не сказав, – все это ничего не значит.

Но теперь мы уже привыкли к этому отвратительному, грубому, легкомысленному равнодушию. К чему же так много слез, Крис, к чему так много?

– Кэти! – взорвался он, поворачивая свое залитое слезами лицо и глядя мне в глаза. – Почему ты не слушаешь и ничего не говоришь? Где твои уши? Ты слышала, что я сказал? Наш дедушка умер! Он умер почти год тому назад!

Может быть, я действительно плохо слушала, недостаточно внимательно. Может быть, я не расслышала оттого, что он был так потрясен. Наконец до меня дошло. Но если дедушка умер – это же потрясающе хорошая новость! Теперь мама получит наследство! Мы будем богаты! Она отопрет дверь и выпустит нас на свободу! Теперь нам вообще не надо никуда бежать.

Но вот нахлынули другие мысли, поток опустошающих вопросов. Мама не сказала нам о том, что ее отец умер. Ведь она знала, какими невыносимо долгими были для нас эти годы ожидания, почему же она держала нас в неведении, заставляя по-прежнему ждать? Почему? Сбитая с толку, смущенная, я не знала, что мне делать – радоваться или горевать. Странный паралич сковал мои чувства.

– Кэти, – зашептал Крис, хотя я не могла понять, почему он говорит шепотом. Кэрри все равно не услышит. Она в другом мире, недоступном для нас. Кэрри находилась между жизнью и смертью, с каждой минутой все больше приближаясь к Кори, ведь она ничего не ела, и ее оставляло желание жить, она не хотела жить без своей второй половинки. – Наша мама обманывала нас сознательно, Кэти! Ее отец умер, и несколько месяцев спустя его завещание было прочитано, но все равно она хранила молчание и оставляла нас здесь ждать и гнить. Девять месяцев назад мы все были бы на девять месяцев здоровее! Кори был бы сегодня жив, если бы мама выпустила нас отсюда в тот день, когда умер ее отец, или хотя бы в тот день, когда было прочитано завещание.

Сокрушенная, я падала в глубокий колодец предательства, который вырыла наша мама, чтобы утопить нас в нем. Я начала плакать.