Лена Элтанг: Царь велел тебя повесить

Я возвращался в камеру, улыбаясь, как идиот.

Настоящая смерть и настоящий пожар означают, что моя подложная действительность стала понемногу шелушиться. В ней появились прорехи самого дела , обжигающие, болезненные, полные всамделишнего горя и натуральной ярости. Но разве не этого я просил у своих богов?

– Ты хочешь настоящего, детка? – говорят мне боги. – Ну так получи, хрясь, хрясь! А если тебе это не по зубам, то возвращайся в свою тюрьму и смотри на банан, как делает большинство.

Дорогой мастер, я знаю, что ты меня слышишь. Писать тебе было бы удобнее, но я не знаю нового адреса. Поэтому я просто говорю. Я сижу на крыше и говорю с тобой, глядя на реку Тежу, которая впадает в океан, а значит, и в тебя, ведь ты океан величия, ты могущество неба, ты все сущее.

В прошлом году ты велел мне уезжать, хотя мы оба знаем, что я не виновата в том, в чем обвиняют меня сестры. Я не ходила по углям, потому что в тот день поранила ногу, а не из трусости или неуважения. И разве я не исполняла твоей епитимьи все эти годы, не расставаясь со своим ребенком ни на минуту? Поверь, мне известна настоящая причина моего изгнания, это лепта, которую я не смогла внести, но я не сержусь, ведь гнев – это отец больших опасностей. Когда при вступлении в новую жизнь ты сказал, что я должна передать свое имущество на общее дело, я сказала, что повинуюсь закону, и я не лгала. Мы оба знали, что я готова это сделать, но моя мать была одержима бесами, и они сломали ее разум. У меня отняли мой наследный дом, и все, что я могла отдать тебе, – это были книги и старая мебель. Но ведь я работала, я много работала!

Когда полгода назад я пообещала внести положенную лепту, я не лгала, у меня на самом деле была вещь моей матери, которую я пыталась продать. Но это было не суждено, и я снова потерпела поражение. Теперь же все иначе, мастер, больше тебе не придется смотреть на меня с недоумением, я получила целую сумку денег, она лежит у меня на кровати, она полна до краев, ты будешь доволен. Этого человека по имени Густаво Маритим послал мне наш милосердный владыка, человек явился несколько дней назад и поднял меня со дна отчаяния. Не будь твоего мудрого знака, мне не хватило бы смелости войти в сговор с застройщиком, но в тот день, когда он пришел, я обнаружила под дверью старухиной спальни твой знак: пластинку слоновой кости, а на ней синих и золотых быков Митры, искупительную жертву, символ, который понятен лишь посвященному. Она лежала на ступеньках под дверью моей покойной бабушки. Возможно, ты послал ее с голубем или другим, неведомым мне способом, но теперь я знаю главное: я должна очистить этот дом от скверны после окропления кровью.

И вот я сделала все согласно знаку, получила от застройщика условленную сумму и посылаю тебе лепту за несколько лет вперед. Душа моя переполнена гордостью и восторженной легкостью. Теперь никто не посмеет надо мной посмеяться, ни братья, ни сестры, ни один человек в общине. Больше никакой грязной работы, ледяного душа, никаких бдений на холодном полу. Я войду в восьмой круг приближенных к тебе и увижу золотые пластины священной книги. Сейчас я запакую эту сумку в коробку, заклею скотчем и, как только ты сообщишь мне новый адрес, отправлю ее скорой почтой.

А теперь мне пора спуститься с крыши и совершить обещанное. Не так-то просто было дождаться удобного момента, здесь были люди, которые могли бы мне помешать. Но теперь их нет. Я покончу с этим сегодня же после полудня. Я беру с собой мою мать, моего сына и тайный знак, что ты послал мне: синих с золотом быков, символ жертвоприношения. Застройщик Густаво Маритим обещал отвезти нас в гостиницу, он ждет меня на вокзале Аполлония. Бидоны он привез ночью, два больших бидона с круглыми ручками, но оставил их в кухонном чулане, так что мне предстоит немало работы. Эту работу я посвящаю тебе и сделаю ее с радостью и благоговением.

– Мне сразу было ясно, что тебе ее не удержать, – сказал Лилиенталь. – Дома мало чем отличаются от женщин, эта casa просто выжидала удобного часа.

– Как ты думаешь, погреб уцелел? – Я вышел из такси, а он остался сидеть. – Теперь полосатому маяку нужно другое пристанище.

– Это тебе нужно другое пристанище. Они тебя депортируют, каким бы ни было решение суда. Я бы на твоем месте сбежал.

– А как же залог в миллион старыми?

– Пфф.

Я стоял перед участком земли, обнесенным желтой лентой, заваленным черепицей, щебнем и обгорелыми стропилами. Трава на газоне почернела, сажа легла овальными ровными пятнами, как будто огонь ходил вокруг дома в грязных сапогах. В середине пепел был аспидно-черным, а по краям светлел и еле заметно шевелился от ветра. Посреди пепелища стояли серые стены погреба, кирпичный остаток цоколя торчал из развалин, будто деревенская печь с шестком. Пожар случился два дня назад, но зола казалась горячей, я чувствовал ее запах. Запах погубленного жилья и жирной земли.