Роберт Уоррен - Приди в зеленый дол

— Сандер глядел на меня. Я положила нож на одеяло. Потом обеими руками приподняла Сандера…

— Черт подери! — взорвался Сай. — Я сказал тебе, что не желаю ничего знать!

Но он так и не смотрел на неё, только слушал, как она дышит.

— Сандер глядел на меня. Казалась, он вот-вот улыбнётся. Он и вправду улыбнулся. Я просто уверена. И знаешь — я ему тоже улыбнулась.

Твёрдый разбухший комок подступил к горлу Грайндера, но тут их на большой скорости обогнала машина, жгучим воем разорвавшая тишину и мгновенно растаявшая вдали, в брызгах солнечного света.

— Быстрее, — сказала она. — Как ты медленно едешь.

Он посмотрел на спидометр, извинился, прибавил газу. Стрелка резко пошла вправо.

После долгого молчания, она сказала:

— Он поверит.

Сай Грайндер по-прежнему молчал, даже не обернулся к ней.

— Ты ему скажешь, Сай Грайндер. Ты ему скажешь, чтобы он мне поверил.

— Я? — Сай резко повернулся к ней.

— Да. Ты, — спокойно ответила она. — Ты знаешь меня лучше всех и ты знаешь, что я не лгу. Ведь ты-то веришь, что все так и было?

— Да, — сказал он, помолчав.

— И ты ему скажешь, — услышал он. Кэсси не просила и не приказывала. Она просто сообщила ему об этом как о непреложном факте.

— Значит, — заговорил он, не сводя глаз с дороги, — для этого ты и подняла меня среди ночи. Чтобы я мчался за сотню миль к этому проклятому губернатору в Нэшвилл и сказал ему, что это ты убила Сандера Спотвуда. И пусть они отпустят твоего даго, который так обожает черномазых, и возьмут тебя, и пусть делают с тобой что полагается. Вот, значит, для чего я понадобился. Из трех с половиной миллионов населения штата Теннесси именно меня будят среди ночи, чтобы все это провернуть.

— Да, — подтвердила она, — тебя. — И, помолчав, добавила совершенно спокойно: — И ты расскажешь ему, как я в тебя стреляла и чуть не убила. Тогда он скорее поверит. Обязательно расскажешь ему об этом.

Сай, казалось, не слышал её. Он долго глядел на дорогу, залитую солнцем. Наконец он спросил:

— Ведь ты не хотела убивать меня, Кэсси?

Она словно забыла о его существовании. Наконец, когда он уже забыл, о чём спрашивал её, снова вдруг раздался её голос.

— Нет. Не хотела. Тебя — не хотела.

Сай Грайндер все так же смотрел на дорогу. Мотор работал исправно. «Любой механизм, — думал он, — даже машина бедняка, имеет право на тщательный уход». Шоссе, прорезанное сквозь холмы, было прямым, как стрела.

Машина мчалась в город, вгрызаясь в пустоту яркого дня.

Солнце уже клонилось к закату, когда они пересекли холмистую местность и въехали в зеленеющую долину, окаймлённую с юга ещё одной грядой холмов, у подножья которых едва заметно белели заросли цветущего кизила. На одном из лугов возле самой изгороди стояли четыре лошади: три гнедых и одна чалая. Их гладкие спины отливали металлическим блеском в лучах заходящего солнца. Ворота, то и дело возникавшие по сторонам дороги, были навешены на белые столбы, сложенные из известняка. За воротами виднелись гравиевые дорожки, уходившие к стоявшим под деревьями домам, сложенным из белого камня, а иногда из кирпича.

— Вот они где живут, — сказал Сай, — владыки наши.

— Уже поздно, — сказала она.

— Все этот чёртов прокол. Сколько времени потеряли.

Дома теперь встречались чаще, но каждый по-прежнему был окружён рощей. Шоссе в сущности перешло в улицу. Движение усилилось. Вот и первый светофор. Промелькнули магазины, заправочная колонка, потом опять пошли дома, уже не такие большие, как прежде, и рощ уже не было, просто дворы, часто очень запущенные. На домах попадались надписи: «Приглашаем туристов». Движение становилось все сильнее. Они постоянно застревали на перекрёстках.

— Ты знаешь, где это? — спросила Кэсси.

— Его издалека видать, этот дом. Он стоит на горушке, и сверху на нём башенка. Его тут называют силосной башней.

Они были уже в самом городе, когда она сказала:

— Должно быть, это вон там. Вон та высокая штука.

— Ага. Но здесь одностороннее движение.

Наконец они подъехали. На небольшом холме, вдали от домов, стояло здание с каменными ступеньками грязно-серого цвета, которые снизу казались слишком крутыми и узкими, со множеством худосочных колонн; стены здания были все в серых разводах, а на крыше высилась башенка, похожая на катушку для ниток, только очень большая и со шляпкой, напоминающей перевёрнутое вверх дном блюдце с загнутым вверх ободком вроде короны. Корона была серебряная и поблёскивала в вечерней дымке. Если бы не серебристый блеск короны, все это выглядело бы точь-в-точь как гравюра с подкрашенным розовым фоном — гравюра, созданная художником, который так и не научился рисовать.