Роберт Уоррен - Приди в зеленый дол

А они гласили:

«Губернатор отказывает в просьбе о помиловании».

Она села на верхнюю ступеньку, закрыла глаза, уткнулась лицом в газету, развёрнутую на коленях. Она говорила себе, что это что-то другое, что старый дурак губернатор отказал кому-то другому. Она хихикнула. Ну конечно же, тут ошибка. Но в заметке было сказано черным по белому: «Сославшись на то, что Верховный суд штата подтвердил приговор, губернатор Дэтвайли отказал в прошении о помиловании, поданном Лероем Ланкастером из Паркертона от имени его клиента Анджело Пассетто, в настоящее время находящегося в камере смертников в тюрьме в Филдерсбэрге. В июне прошлого года Пассетто был обвинён в убийстве Сандерленда Спотвуда из нашего округа, последнего члена известной фамилии. Сандерленд Спотвуд был зарезан в своей постели. Дело привлекло внимание общественности не только штата Теннесси, но и всей страны после того, как вдова покойного встала…»

Кэсси не могла читать дальше. Она опять почувствовала, как крик, точно когтистый зверь, вырывается из её груди, раздирая в кровь все у неё внутри и причиняя ей боль, которая однажды уже сделала её счастливой. Кэсси снова увидела сцену, преследовавшую её по ночам, лишь только она закрывала глаза: увидела, как Анджело, услышав огненный крик, вырвавшийся из её груди, вскочил на ноги и при всех закричал: «Рiccola mia, рiccola mia», — и лицо его сияло.

Она закрыла глаза, но теперь уже не опустила голову на колени. Она сидела выпрямившись и представляла себе, как того самого Анджело, который тогда в суде весь просиял от счастья, теперь туго, до боли, привяжут к стулу и электрический ток с рёвом ударит в его мозг, словно молния, и помчится по позвоночнику, так что взвоют все нервы. Она почувствовала, как при этой мысли взвыли её собственные нервы, словно по ним ударил электрический ток.

Она открыла глаза. Она была мокрая как мышь и вся дрожала. Но она была жива. А вот Анджело Пассетто умрёт.

Потом она подумала: «Может, он уже умер».

Она вскочила. В газете было написано: «Исполнение приговора назначено на 12 часов 05 минут 21 марта».

Какое же сегодня число?

В кухне календаря не было. В чулане тоже. В столовой его, конечно, тоже не было. Подумала о библиотеке и столе мисс Эдвины. И снова направилась туда, уговаривая себя не спешить, идти тихонько и не шуметь.

Слабый лунный свет проникал в библиотеку, но было все же слишком темно. Пришлось рискнуть и включить настольную лампу.

В ящике стола она нашла записную книжку-календарь. Она открыла её и начала листать. На каждой странице стояло число. Кэсси разрыдалась. Какая же она дура! Думала, что календарь поможет ей узнать, какое сегодня число. Единственное, что она знала, — сейчас март. Она села на стул у письменного столика, плача от досады и усталости.

Вдруг она поняла, что плачет не из-за Анджело, а просто оттого, что она такая дура. Слезы остановились. Она поймала себя на том, что смотрит на телефон, стоящий на столике. По щекам её текли слезы. Она сняла трубку.

Как бы он ни устал за день, вечером ему было трудно заснуть. Когда-то Сай Грайндер умел засыпать в любое время суток и в любых условиях, даже на снегу, свернувшись клубком рядом с собакой и завернувшись в одеяло. Он превосходно спал даже на сырой земле в джунглях, когда температура достигала тридцати градусов, а влажность ста процентов, спал и на голом жёстком полу, когда по телу его бегали крысы. И на бильярдном столе без подушки. А теперь, видно, состарился. Впрочем, когда ложишься в одну и ту же постель каждую ночь и знаешь, что только что прожитый день как две капли воды похож на тот, что предстоит тебе завтра, а сама эта ночь окажется точно такой же, как все последующие, — какой уж тут сон!

Он не спал, когда зазвонил телефон.

Он сел и опустил ноги на пол. Направившись к двери, он оглянулся на Глэдис, громоздившуюся на кровати, хотя знал, что до утра она всё равно не проснётся, а утром выплывет из сна, как из омута, сонная и медлительная, с бледным и опухшим лицом, с припухшими губами, точно поднявшаяся на поверхность утопленница, за которой тянутся влажно-тёмные водоросли, запутавшиеся в волосах.

Он поспешил снять трубку, пока звонок не разбудил ребёнка.

Телефонистка спросила Сая Грайндера. Он ответил: «Это я» и только теперь, окончательно проснувшись, удивился, что кто-то звонит ему в такое время.

Потом в трубке послышалось: «Сай, Сай…»

Он стоял босиком на холодных половицах, а из трубки, которую он держал в руке, раздавался резкий, напряжённый шёпот. Он отвёл трубку от уха и некоторое время стоял, глупо уставившись на неё. Потом снова услышал слабый, далёкий шорох и наконец понял, что где-то там, вдалеке, кто-то повторяет его имя.