Роберт Пенн Уоррен
Приди в зеленый дол
Любовь моя, приди в зелёный дол,
Где стройный вяз шумит листвой
И где шиповник, льющий аромат,
Опять расцвёл —
Там встретимся с тобой.
Приди в зелёный дол.
ДЖОН КЛЭР.
Во глубине других сердец
Любви подобной не сыскать:
Отчаянье — её отец,
А неосуществимость — мать.
ЭНДРЮ МАРВЕЛЛ [1]
Там, вдали, в пелене тумана и моросящего дождя, дорога, лес и облака над обрывом слились в сплошную грязно-серую завесу, словно хляби небесные обрушились на мир, чтобы потоками мутной воды смыть его весь без остатка; сквозь эту пелену она и увидела, как он бредёт по дороге.
Она сама не знала, давно ли стоит у окна, отведя ветхую тюлевую занавеску и глядя поверх двора и завалившейся изгороди на дорогу, бегущую вдоль ручья, превратившегося в бурное месиво красной, глины и пенистых водоворотов.
Сперва она просто глядела на воду: у неё бывали дни, когда, засмотревшись на что-нибудь неподалёку, она забывалась, и взгляд её помимо её воли ускользал куда-то вдаль; а бывало и наоборот — ей казалось, что она смотрит на себя со стороны, издали, будто её собственный взгляд обратился в живое существо, которое крадучись, не спуская с неё глаз, подползает к ней все ближе и ближе.
Сначала, она просто смотрела на ручей. Вода в нём бурлила и вздувалась подле скатившегося с обрыва валуна, и течение уносило белые с рыжими пятнами клочья, похожие на кровавую пену, что рвётся из ноздрей загнанной лошади. И, глядя на воду, она вспомнила, как Сандер, спасаясь от грозы, в диком азарте загнал кобылу; кобыла и шагом-то еле несла Сандера, а тут он мчался во весь дух, вот в воротах она и повалилась, на морде — белая с кровью пена, а Сандер высвободил ноги из стремян, вошёл в дом, вынес ружьё, на ходу вгоняя патрон, приставил дуло к левому уху кобылы и спустил курок.
Стоя теперь у окна и уставившись на воду, она вдруг услышала, что Сандер зовёт её. Зов шёл откуда-то из глубины пустого дома — не слова, а хрип, потому что говорить Сандер не мог уже несколько лет.
Нет, это ей просто почудилось.
Странно, десять раз на день ей слышались разные звуки, но никогда она не могла разобраться сразу: на самом деле это или только чудится, нужно было время, чтобы все стало на свои места. Вот и сейчас, у окна, вцепившись в тюль, до того старый, что даже в этот сырой день он казался пыльным и пересохшим, она думала: «Как это сразу отличают действительное от того, что только чудится?»
Она поглядела туда, где завалилась та кобыла, — сколько лет прошло, ведь это надо же! — и ей снова показалось, что Сандер зовёт её. Но на этот раз она тотчас поняла, что ей только чудится, и обрадовалась: приятно так вот сразу разобраться в своих ощущениях. Внезапно у неё перехватило дыхание, и голова закружилась от радостного ощущения, которое иной раз накатывало, когда её взгляд уходил вот так за горизонт.
Она вдруг поняла, на что смотрит.
Из-за пелены дождя, затянувшей небо, лес и обрыв, нарушая привычную перспективу, так что далёкое стало казаться близким и близкое далёким, из-за этой мутно-серой завесы шёл к ней он, и даже не шёл, а плыл по воздуху, будто не касался земли.
Не зная, давно ли смотрит на него, она понимала, что уже прошло сколько-то времени с тех пор, как он появился; секунда ли прошла или вечность, трудно было сказать, потому что, когда глядишь вот так в пространство, со временем происходит что-то странное.
И она сказала себе: «Я вижу на дороге какого-то мужчину, и он идёт сюда».
Когда-то в незапамятные времена мощный поток воды прорезал здесь известковые породы и образовал долину. Поток превратился в ручей, стекавший с юго-западных холмов. Ниже ручей сворачивал на север. По сравнению с тем мощным потоком ручей был мал, но в половодье вздувался и с рёвом нёсся по каменистому руслу. На левом берегу его, к западу, высился серый известняковый обрыв, местами испещрённый чёрными полосами лишайника, кое-где поросший лесом. Против дома, сразу за ручьём, росли ивы, и дальше лес поднимался до самого горизонта, вот и сейчас клочья серого неба путались в голых чёрных ветвях дубов. Там, где стоял дом, правый берег был ровным и лишь в отдалении медленно полз вверх. За домом были когда-то поля, но теперь они заросли бурьяном да кустарником, а за полями, в тумане, лениво клубившемся и оседавшем на равнодушную почву, смутно высились горы. Меж ручьём и былыми полями лежала дорога. По этой дороге, с севера на юг, навстречу ручью шёл человек.
Читать дальше