Кеннет Грант - Против света

В коридоре под основанием одиннадцатой башни, где мы стояли теперь с дядей Фином, все казалось призрачным от лунного света. Лучи, падавшие на экран, выбелили фигуру танцовщицы. Она казалась скелетом, застывшим в танце магических масок. Я повернулся к дяде Фину, но он исчез; лишь чуть колыхнулась портьера, закрывавшая дверной проем. Затем с привычной внезапностью появилась Маргарет Лизинг и отвлекла мое внимание. Я видел, как танцовщица и медиум сливаются в спирали танца, напоминавшей инь-ян Даосов. Спираль завертелась, извергая языки черного пламени. Тьма, озаренная огнем, обвила основание медленно крошившейся колонны. Эти языки огня напоминали Об и Од, кружащийся кадуцей энергий. Они отбросили тень в виде двойной свастики, вращавшейся вправо и влево. Сгустившаяся тьма стала почти осязаемой. Она висела слоями у свода, пока на плитах пола не возникло пылающее кольцо. Затем огненные ленты погрузились в щели, создав разорванный круг. Я видел точно такой же в ведьминском лесу Рэндлшема, когда в шаре Маргарет наблюдал за инициацией Аврид в Культ Глубинных.

Ослепив меня, столп света вторгся в брешь огненного кольца и заполнил ее ослепительным сиянием. Внезапно дядя Фин показался в дрожащем потоке ветра, от которого массивные плиты пола словно подернулись рябью. Оранжевая слизь облепила подошвы его башмаков, ярко пылая. Оранжевый, цвет НЛО и Сефиры Ход, обозначает магическую калу, в которой купается Янтарная Венера. Я видел выплеск такой же энергии из Башни Истцах, материализовавший поток Ню-Изиды, в котором Маргарет Лизинг отыскала следы прошлого Аврид. Янтарные шары стали мирами, сотворенными снами Аврид и ее смертью в пламени, угасшему в плитах пола.

Хрупкая лесенка, бесконечно тонкая, бесконечно гибкая, точно паутинка, переметнулась через пропасть, вздымаясь к насекомои тени, полужуку-полунетопырю, упавшему с чела Изиды.

Мы с дядей Фином начали подниматься к звездам.

Мы пронеслись в металлической клетке сквозь янтарное пламя, окружавшее Внешних. Мы прорвались в разорванный круг Аврид, подле которого за лакированным чайным подносом дремал Синь-Синь-Ва. Мы миновали полуразвалившуюся пристань, где под уличным фонарем разгуливала азиатского вида шлюха. Вверх и вверх, сквозь Город Пирамид, темный от ночи, просочившейся в склеп, где ведьма вызывала Детей Изиды, а Те, что поклоняются жуткому лику Лунной Жабы, скакали в покрытом зеленым налетом резервуаре. Крокодил, недвижный в вечном сне, лежал, мечтая о потоке жуков, что изойдет из влагалища Изиды, предвещая день, когда землю заполонят пауки. Песня Черного Орла отдавалась эхом в наших ушах, все ближе, все громче; она билась о внутренние стены, царапалась о внешние.

Пока мы летели, слабые звуки далекой флейты выплыли из Тоннелей Сета и улеглись полевым туманом в волосах дяди Фина. Вновь мы увидели одиннадцать башен с подножьями, скрытыми в бездонных ущельях. На секунду появился мальчик из «Брандиша», пробежал тихонько по мозаичному полу, превратившемуся в пляж, исчерченный длинными тенями, точно на полотне Дали. Тени потянулись в море, — там девочка с водорослями в волосах указывала на дядю Генри, остро вычерченного скалистыми ущельями. Тут мы неожиданно врезались в воду, дядя Фин завертелся, наше опрокинутое суденышко забилось о мол, от которого тянулась скользкая лестница; подле нее качались ялики, освещенные фосфоресцирующими рачками. Мы поднялись по ступеням. Они вели в черную шахту, пустота ее перезванивалась нашим смехом; наконец, мы выбрались на поверхность и увидели звезды над погруженной во тьму Ченсери-лейн. Жуткий смрад мертвых костей и разлагающейся плоти гигантской амфибии поднимался из расщелины в мостовой, таившей вход в бездонную пропасть. Я попрощался с дядей Фином и вступил в солнечные владения Огюста Буше.

Помощник антиквара стоял на пороге, руки простерты в дружеском приветствии. Он пригласил меня в свой кабинет, каморку без окон, и достал с полки над столом том, похожий на гроссбух. Когда он открыл его, я понял, что это совсем другая книга… нет, это не был знакомый мне Гримуар. Я взглянул на помощника, уловил смутную улыбку, чуть тронувшую его губы. Он словно любовался позабытым амулетом. Дядя Фин говорил мне, что самые сильные наслаждения прошлого можно воскресить, просто перечитав книгу, восхищавшую тебя в детстве. Эти услады были неведомы мне, но их тени встрепенулись, когда я увидел Гримуар. Пальцы помощника перебирали заплесневевшие страницы, вспорхнуло еле заметное облачко пыли. Странный запах, точно в кандлстонском склепе. Пальцы задержались на странице с символами, воскрешающими очертания далеких галактик. Остин Спейр изобразил архитектуру космических измерений на рисунке, который я обнаружил на чердаке, а чародей Кроули оставил в одном из своих сочинений смутные намеки на звуковые системы, которые можно использовать как ключи к иным мирам. Один из членов Ложи Новой Изиды, знаток науки о звуках, помогал мне, поясняя их вибрации на основе странных мелодий. Этими ключами мы открывали врата в Туннели Сета. Буквы Гримуара напоминали эти ключи, но я бьи глубоко потрясен, когда заметил, что некоторые фразы написаны моим собственным почерком — в книге, пролежавшей здесь, на Ченсери-лейн, намного дольше, чем я прожил на свете как Кеннет Грант!