Юкио Мисима - Жажда Любви

Ее мучило чувство вины. Она не осмеливалась поднять на него глаза со вчерашнего дня, словно боялась обнаружить перед ним свои чувства.

Его одиночество казалось ей чистым и несокрушимым: чтобы проникнуть в него, Эцуко не могла найти ни одной лазейки. Испытывая жажду любви, она шла напролом — память и разум уже ничего не значили. О существовании Миё, которая и была, собственно, причиной угрызений ее совести, Эцуко забыла с легкостью. Она томилась мыслью о Сабуро, думая о его возможном проклятии. Само желание быть наказанной есть эгоизм в его чистой форме. Эта женщина, которая всегда думала только о себе, впервые в жизни отдалась настоящему эгоизму.

В полумраке Сабуро почувствовал присутствие Эцуко. Он обернулся:

— Что-то еще, госпожа?

— Ты уже заканчиваешь уборку?

— Да.

Эцуко прошла в комнату, огляделась вокруг. Прислонив к плечу инструмент, Сабуро замер. На нем была рубаха цвета хаки, рукава закатаны. Эцуко стояла рядом с ним в темноте, словно призрак. Он чувствовал, как ее грудь вздымается волнами.

— Послушай, — с трудом сказала Эцуко. — Сегодня вечером, в час ночи, хоть и поздно, приходи на окраину виноградного поля. Я хочу поговорить с тобой перед отъездом.

Сабуро молчал.

— Ну что, придешь?

— Да, госпожа.

— Так придешь или нет?

— Приду.

— В час ночи. На виноградном поле. И чтобы никто не знал!

— Да.

Сабуро неуклюже отстранился от Эцуко, стал мести куда попало.

В гостиной комнате была вкручена лампочка на сто ватт. Когда зажгли свет, то оказалось, что она едва-едва накаляется ватт на сорок. Тусклый электрический свет в комнате казался еще темнее, чем вечерние сумерки на улице.

— Да, настроение хуже некуда, — сказал Кэнсукэ.

Время от времени члены семьи отрывались от еды и по очереди сокрушенно поглядывали на лампочку.

Все сидели полукругом, каждый за своим столиком. В центре, спиной к токонома, сидел Якити. На прощальный ужин собралось восемь человек, включая Сабуро. В глубоких фарфоровых чашах, произведенных в Дрита, была подана рыба с овощами, приправленная сладкой соей. Похоже, что блюда нельзя было разглядеть, поэтому Кэнсукэ предложил сдвинуть столы под лампочкой. Казалось, что все семейство собралось не на прощальный банкет, а на поздний ужин после общей работы.

Подняв стаканы с второсортным виски, все оживленно приветствовали друг друга.

Эцуко, поглощенная мучительными сомнениями, не замечала комического выражения на лице Кэнсукэ; она не слышала Тиэко, которая в этот вечер была болтлива, как вульгарная женщина, ни громкого здорового смеха Нацуо. Она взбиралась на вершину страданий, словно по крутым горным уступам, и они увлекали ее все выше и выше.

Однако, в отличие от прежних ни на что не похожих страданий, нынешние были вполне заурядны. И первые признаки этого появились в тот момент, когда она решила прогнать Миё. Она словно бы пыталась войти в те двери, из которых все выходили. Эти двери вели на высокую пожарную башню, куда не всякий отважится подняться. Там, наверху, в комнате без окон Эцуко обитала с давних пор. Она могла бы убиться насмерть, если, решив выйти наружу, сделала бы один неосторожный шаг. Возможно, что единственным разумным основанием выйти наружу из темной комнаты был страх остаться в ней навечно.

Эцуко сидела рядом с Якити. Она избегала встречаться взглядами со своим пожилым сотрапезником, пристально глядя, как Кэнсукэ наполняет стакан Сабуро, сидящего напротив нее. Он держал стакан в широких крестьянских ладонях. Янтарная жидкость красиво мерцала на свету. Он держал стакан так бережно, словно утешал его, убаюкивал.

«Не надо столько пить, — мысленно внушала ему Эцуко. — Если ты много выпьешь, то сегодняшний вечер будет испорчен. Ты напьешься, пойдешь спать, и на этом все закончится. А у меня этот вечер — последний. Завтра я уже буду в пути».

Когда Кэнсукэ еще раз хотел наполнить его стакан, Эцуко не выдержала и заслонила его рукой.

— Ну же, сестричка, не будь занудой! Позволь твоему братцу выпить.

Кэнсукэ впервые в присутствии всей семьи намекнул на отношения между Эцуко и Сабуро.

Сабуро не понял этого намека. Взяв стакан, он рассмеялся. Эцуко тоже смеялась. Прикинувшись невозмутимой, она сказала:

— Он еще несовершеннолетний. Вредно для здоровья.

Она быстро схватила бутылку.

— Вы послушайте, она говорит как председатель общества по защите прав молодежи! — не без враждебности сказала Тиэко. Она, как всегда, была на стороне мужа.