Автор неизвестен - Азюль

Но сейчас мне показалось вдруг, что все могло пойти и иначе. Что принесла мне некогда столь желанная жизнь? Азарт хождения по краю пропатси? Богатую жизнь? Да, но это не принесло мне согласия с самим собой. Раз за разом я задавал себе вопрос: «А что дальше?» Жизнь ли это человеческая, весь результат которой, — запись на свой счет все большего и большего количества врагов. Может нужно было давно протянуть им руку, а может и, вообще, начать жить по-новому? Может быть… Но что прийдет за этим?

На следующее утро, первый раз за все время, что мы в лагере, нас никуда не повезли. Все официальные мытарства были закончены. Можно было приступать к свободной программе и на этот раз тянуть нудоту по своему разумению. Теперь не нужно просыпаться в семь утра. Позволив себе подрыхнуть, встал ближе к полудню. Хотя мы и познакомились с жизнью местного общества в какой-то степени, но теперь появилась вынужденная возможность рассмотреть все с утра до вечера в подробностях.

Чувствуя себя хорошо выспавшимся, бодрой походкой я направился в ватерклозет и умыться. Это место не зря считается особой достопримечательностью лагеря. Разделение на мужской и женский, если и существовало когда-то, то до наших времен воспоминания об этом факте история не донесла. Для людей с определенными комплексами поход в туалет превращался втрагедию жизни. Я благодарил Бога, что он воспитал меня разгильдяем и, вложив в душу кучу других недостатков, про этот забыл.

После утренних процедур неисповедимые пути завернули меня в 33-ий номер, находившийся в непосредствевнной близости. Постучавшись, повернул ручку и зашел. Мерное посапывание трех спящих людей стало единственным приветствием. Юра, Леня и Борис спали. Леня занимал нижнюю кровать, а двое его «сокамерников» расположились на верхнем этаже. Я нарочно с шумом сел на стул. Сверху, резко поднявшись, посмотрел расплывчато-ошарашенными глазами Боря. Сообразив, что происходит, он обегченно откинулся на подушку.

— Ну надоели! — с противоположного верха сонно простонал Юра. Сколько время?

— Вот-вот двенадцать, — укоризненно пояснил я.

— Ну вот! Можно еще полчаса спать! — он недовольно открыл глаза. Такая рань! Кто сейчас встает!

— Когда еда? — поинтересовался я, игнорируя его выступление.

— Ну, только двенадцать! — он скрипел недовольно со своего верха. Еда с полдня, но раньше полпервого там делать нечего: толпа!

— Ладно. Я пошел вниз, очередь занимать, а вам напоследок мудрость: «Лень губит человека и отдаляет от него немецкий паспорт!»

— Чья мудрость?

— Моя мудрость!

В азюле, как мы называли наш лагерь, жизнь только начиналась. Люди, потрепанные долгим сном, вылезали из своих нор — комнат и двигались, как зомби, держа в руках подносы к столовой, находившейся на превом этаже. Я прихватил свой тоже и тронулся за пайком. «Столовая» — это, конечно, никакая не столовая, а просто небольшой зал, в котором находится окно раздачи. Здесь выдают полагающуюся порцию, а кушать изволь отправиться домой. Выдача еды производится раз в день. В традиционное меню входит одно горячее блюдо, по их мнению, призванное составить наш обед и насытить. Кроме того есть еще и сухой паек, типа того, что мы получили в первый день. Вся эта еда может и не эталон для моих наклонностей к полноценной пище. Но, если путь к этой чертовой зеленой бумажке должен быть вымощен сухими пайками, то пусть будет так.

Сейчас в столовой собралась большая толпа. Всего в лагере человек двести, и в обеденное время большая часть концентрируется именно здесь. Живая масса формировала более или менее упорядоченную очередь. Если какой-нибудь шустрый пытался пролезть вперед, его почти наверняка отгоняли. Люди выглядели весело. Они радовались наступающему очередному беззаботному дню, радовались тому, что им сейчас дадут еду, радовались просто всему. В зале стоит громкий шум тарабарщины, на которой изьясняются присутствующие.

Наконец, окно открылось. К нему с этой стороны продошел Наиф — турок, работающий в администрации лагеря. Его обязанности как администратора заключаются в первую очередь, естественно, в администрировании. Но конкретная задача выражается в контроле за раздачей пищи, точнее, за тем, кто и сколько ее получит. Всем известно, что, если вдруг какой-нибудь шустрый азюлянт умудрится ухватить лишний кусок мяса, то обороноспособности и благосостоянию Германии будет нанесен серьезный урон. Неупотребленные остатки пищи и ряд других материальных средств помощи беженцам по окончании рабочего дня смогут взять себе честные труженики местные служащие, ибо в этом случае ограбление государства иметьместа не будет. Ведь работники — немцы, и самих себя, как известно, ограбить невозможно.