Платон Беседин - Дети декабря

Я скинул одежду и в одних трусах прыгнул с пирса.

В госпиталь я вернулся не без волнения. Усталость не проходила. Я по-прежнему излишне суетился. Волнение только усилилось, стоило мне оказаться в коридоре перед палатами, хотя в кармане у меня лежал медальон с конём, тот самый, заветный, с которым я должен был идти к старику, как с живой водой, но что-то внутри теребило, грызло, не давая насладиться своей маленькой, но победой. Возможно, должно было произойти что-то ещё. Я словно чистился, освобождался или, наоборот, забивался лишним, дряхлел. Я не так часто задумывался о подобных вещах до встречи со стариком, но то, что происходило сейчас, виделось мне особенным – питавшим или душившим меня. Оттого столь глубоки, сильны были перепады настроения.

На подходе к палате я встретил доктора Кима. Заметив меня, он остановился и с ходу, не здороваясь, спросил:

– Вы к Якову Фомичу?

– Да, – я кивнул, – здравствуйте.

– Здравствуйте.

Ким улыбнулся, я отметил его ровные белые зубы, аккуратные седые усики. Он отвёл меня чуть в сторону…

– Вы, наверное, уже знаете, что на днях мы выписываем Якова Фомича?

– Да, знаю, но…

– И ему нужно будет внимание. Поймите, в госпитале свои правила. Мы и так держали его больше положенного. Но время пришло, и, – Ким осторожно улыбнулся, – ему будет нужен уход. Да, у него есть сын…

– Сын ни разу не пришёл к нему.

– Вот и я о том же. Поверьте, здесь лежит много таких, к которым никто не ходит. Ни сыновья, ни дочери, ни кто-либо ещё. И это на самом деле не всегда плохо.

– В смысле?

– В смысле бывает, что больные привыкают. – Раскосые глазки доктора Кима блеснули. Я отметил, как отутюжен воротничок его бледно-сиреневой рубашки. – Вот и Яков Фомич к вам привык. Я же видел, с какой заботой вы отнеслись к нему.

– Разве это плохо?

– Это хорошо. Только я не видел вас здесь последние две недели. – Он вдруг легонько прихватил меня за руку. – Понимаю, хлопоты, семья, работа…

– Дед, – неуверенно добавил я.

– Да, дед, но, – Ким надавил голосом, – буду говорить прямо, есть ещё Яков Фомич, пожилой человек, и о нём кому-то надо будет заботиться. Раньше, на Украине, за лежачими ухаживал Красный Крест. Сейчас подобной роскоши нет. За такими людьми следит поликлиника, но вы понимаете, там и так не хватает персонала.

– Как же быть?

– Вот об этом я вам и предлагаю подумать. А выписка – уже послезавтра. Его анализы, в общем-то, в норме.

Мы поговорили о чём-то ещё, но я не мог сосредоточиться и тупо глядел на седые усики доктора Кима. Наконец он пожал мне руку, мы распрощались. Я постоял в коридоре, не сразу пошёл к старику в палату.

Она по-прежнему была пуста. Старик лежал, отвернувшись к стенке.

– Яков Фомич, – окликнул я.

Он почти сразу повернулся. Мне показалось, что кончики его губ чуть приподнялись, или просто мне хотелось так думать. Он выглядел свежее, бодрее на этот раз.

– Добрый день, Яков Фомич, я вам принёс кое-что. Как просили.

Я уселся на койку рядом, раскрыл ладонь – на ней лежал медальон. Увидев его, Фомич чуть приподнял руку. Я вложил в неё медальон. Фомич поднёс его к подслеповатым глазам, рассмотрел.

– Надеть вам его? – спросил я.

Соглашаясь, Фомич чуть прикрыл набухшие веки.

Я взял медальон и повесил ему на шею. Фомич прижал его ладонью к груди:

– Спасибо.

– Пожалуйста. – Старик не терпел, когда в ответ на благодарность ему говорили «не за что».

– Как там дела?

Он давно не интересовался подобным, и я, растерявшись, забормотал что-то. На время старику, определённо, стало лучше.

– Как семья? – Он не знал, что я развёлся.

– Нормально.

– Береги своих.

Фраза звучала просто, но она задела меня, осталась внутри занозой. И меж тем я думал, как сообщить старику, что послезавтра его выписывают; куда и как нам было ехать?

– Они думают, что я умираю.

– Нет, вам ещё…

– Но я никак не умру. Вот беда.

– Ну зачем вы так, Яков Фомич?

– Устал жить. Тяжело. Быстрее бы. Понимаешь?

– В общем-то…

– Здесь есть люди. А дома никого нет.

– Я буду.

Он странно, мне показалось, с жалостью взглянул на меня.

– У тебя своя жизнь, а я свою отжил.

– Вас послезавтра выписывают, – не откладывая, вдруг выпалил я. И добавил: – Я заберу вас.

– Спасибо, но Гриша заберёт.

– Кто такой Гриша?

– Сын.

– Ладно, увидим. Но… я бы всё же очень хотел забрать вас. Пожалуйста.

Он замешкался, но согласился:

– Ключ у доктора.

Я понимал, о чём он говорит. Старик захрипел. Говорить ему было всё труднее, хотя так хотелось спросить его ещё и о медальоне, но пришлось смолчать.