Ольга Хмелева - Катькина дача, или Есть ли на свете лишний человек

-- Да, кабы и нам такого ведуна, как Архип Николаевич, Бог послал, и мы бы... -- говорили они.

-- Архип человек хороший, -- толковал им батюшка, -- об этом слов нет. Но у вас не ладится такое же житьё, как здешнее, только потому, что дружества, любви христианской в вас нет, не исполняете вы заповеди Божией: "Возлюби ближнего твоего, как самого себя". Попробуйте, переломите себялюбие своё, и на вас снизойдёт то же благословенье.

Прошло года два. "Глиноедцам" так полюбились Архиповы книжки, что они проходу ему не давали, прося научить читать и ребят, да хоть и их самих, но Архип на это не соглашался.

-- Я и сам-то полуграмотный, други мои, -- отнекивался он, -- могу только своим ученьем ваших ребят испортить. А ученье -- дело святое, просите батюшку.

Отец Иоанн не отказался, выписал книг и не пожалел труда. Но ученье велось в мастерской Катькиной дачи, где казаков развлекали и инструменты, и Архип своей работой, да и батюшка был уже такой слабенький старичок, что не справиться ему было с живой ребячьей командой. Он и сам видел, что дело идёт плохо, скорбел душой и часто жаловался на свои неудачи Архипу.

-- Да это всё я виноват, батюшка, -- отвечал одноглазый атаман, -- я их отвлекаю, два дела вместе мешать заставляю, а это всегда нехорошо. Лучше уговорим мир построить школу особнем, на другом конце огорода. Деньги у меня кое-какие есть. Они ведь детские, а мир в труде не откажет. Значит, как придёт ребёнок в школу, так об одном ученье и станет думать -- и тебе и ребятам легче станет.

-- А ведь, пожалуй, ты и прав, Николаич, -- согласился батюшка и, придя на первую же мирскую сходку, стал говорить мужикам, что по Архипу сами они видели, какое великое дело грамота, что ребят учить необходимо, а если уж учить, так учить хорошо, а для этого школа нужна. Когда же Архип прибавил, что на лес, гвозди, стёкла и крюки у него деньги есть, мир сразу порешил, что даст солому от себя и выведет постройку сообща.

Архип опять принялся пилить и стругать на всю зиму, а весною батюшка освятил красивое просторное здание новой школы. Но и здесь, несмотря на все старания почтенного старца, учение шло туго.

-- Силы мои уж не те, да часто отвлекают и требы! -- жаловался батюшка Архипу.

Но один раз он зашёл на Катькину дачу какой-то странный: не то грустный, не то весёлый.

-- Как в мире-то всё премудро устроено! -- сказал он одноглазому своему другу. -- Если и посетит кого горе, то смотришь, тут же кому-нибудь и утешение! Мы с попадьёй совсем состарились, а как дети-то поразлетелись из родного гнезда, и в конец захирели; а вот теперь Бог нам дочку посылает. Был у меня брат, тоже священником в дальнем уезде служил, да сначала овдовел, а потом и сам Богу душу отдал и оставил дочку-сиротку. Я тогда, грешный человек, не взял её к себе -- своих детей было много, а схлопотал её в духовное училище. Она там кончила, поступила в город учительницей, а потом вышла за чиновника замуж. Да человек-то попался хилый, чахоточный. Прижили они трёх детей, а он взял да и помер! Осталась она со своими сиротами совсем без пропитания, и вот пишет ко мне, просит помощи. Вот мы с попадьёй и надумали взять её к себе. Тесновато оно будет, а всё же веселее.

-- Да и тесноты, батюшка, не будет, -- отозвался Архип, -- ведь в новой-то школе три комнаты. Одну ей мир отведет, а она вместо тебя ребят учить станет, а мои казаки да ты -- сообща семью прокормите. Верно я говорю?

-- И то, и то! -- обрадовался батюшка. -- Я и сам это думал, только совестился тебе сказать. Нехорошо свою родню миру навязывать... Да и не от лености я тоже... А только, как она учёная, к обучению приготовленная, а я... что ж?.. И рад бы. Да ведь нас-то в старину как учили...

Батюшка совсем застыдился. Даже лоснящаяся жёлтая лысинка между его седыми кудрями зарделась, а старческие добрые серые глаза покраснели.

Архип нагнулся и крепко поцеловал руку почтенного пастыря.

-- Эх, батюшка! -- проговорил он. -- Ты сделал для нас очень много! Ты дух Божий в сердце и детей и родителей вселил, а в этом всё!..

-- И ты! И ты! И ты, Николаич! -- залепетал батюшка и покраснел уж до слёз. Старые друзья по-братски обнялись.

Недели через три с общего согласия мира приехала и вдова учительница -- красивая, тихая, приветливая. Трое ребятишек её были личиками в мать, но хилые и заморенные.

-- Ничего! -- утешали её деревенские. -- Это они от городского житья, а у нас на вольном воздухе да на молоке отходятся.