Да, так оно и есть.
* * *
Для него будто ничего не изменилось. Билодо вставал на рассвете, шел на работу, обедал в «Маделино» и возвращался домой. Его жизнь, казалось, невозмутимо шла своим чередом, но это была одна видимость, ведь под маслянистой поверхностью моря повседневной рутины почти незаметно для него зрели перемены. Сначала заявили о себе усталость и мрачное настроение, которое он объяснял сменой времен года, наступлением осени, все более короткими днями и все более длинными ночами, но потом проявились и более серьезные симптомы: как-то вечером, тайком разглядывая ранее перехваченные письма, Билодо вдруг обнаружил, что это занятие, раньше его так волновавшее, потеряло для него всякий интерес. Его любимый «роман по переписке» рухнул на глазах, и он больше не мог черпать силы в его хитросплетениях и интригах. Драмы других потеряли всю свою привлекательность. Явившись на следующий день на работу, он обнаружил, что не может с привычной ловкостью управляться с потоком корреспонденции, только через раз попадает в нужную ячейку, и воспользовался более традиционным методом сортировки. В обход участка он отправился на двадцать минут позже обычного, надеясь, что его освежит утренний воздух, но, прошагав каких-то три километра, вдруг почувствовал, что на него навалилась усталость. А когда добрался до Буковой улицы и стал мерить шагами ее лестницы, стало еще хуже: уже на двадцать четвертой он остановился, а на последнюю поднялся лишь ценой неимоверных усилий, и то после шести передышек. Что это с ним? Может, это грипп?
Перешагнув порог «Маделино», он обнаружил, что совсем не хочет есть, хотя обычно отличался завидным аппетитом, и заказал лишь овощной суп, да и тот не доел. Принадлежности для каллиграфии почтальон доставать тоже не стал — это дело больше не находило в душе никакого отклика — и продолжил обход, надеясь наверстать упущенное время. Он пребывал в состоянии какого-то умопомрачения, что бывало с ним редко. Витая мыслями непонятно где, он, по невнимательности, попытался перейти дорогу на красный свет и чуть не оказался под колесами автомобиля. Но, ускользнув от Харибды, вскоре оказался в объятиях Сциллы — когда он опускал в ящик очередное извещение, на него набросился посаженный на цепь пес. Одноглазый, да к тому же Полифем, судя по надписи на будке, он осатанело вцепился ему в лодыжку и разжал челюсти только после того, как хозяин, прибежав на крик, отогнал его лопатой. Вот что бывает, когда против человека ополчаются боги.
* * *
После шестичасового пребывания в отделении «Скорой помощи» вопрос с укусом был решен — Билодо сделали укол против бешенства и перевязали рану. Когда вся эта плачевная одиссея наконец закончилась, на дворе уже стемнело. Он взял такси и поехал домой. Настроение было такое, будто его самого излупили лопатой, и еще больше ощущалось болезненное подергивание в ноге. Ему хотелось бунтовать, но что он мог противопоставить проклятию, обрушившемуся на него в этот день, когда все пошло наперекосяк? Оказавшись в привычном коконе, он запер дверь и, хромая, стал расхаживать взад-вперед по гостиной, не зная, как дать выход накопившейся внутри злости, затем включил компьютер и направил ярость на злобных мятежников с планеты Ксион.
Сжав в руках геймпад, он стал давить полчища тварей со щупальцами, добрался до последнего уровня, набрал рекордное количество очков, но гнев, от которого у него внутри все переворачивалось, так и не улегся. Наконец, совершенно выбившись из сил, Билодо лег в постель, залюбовался фотографией Сеголен и обрел частичку былого душевного покоя. Потом представил себе, как прекрасная наяда с Гваделупы каждое утро открывает почтовый ящик в ожидании письма от Гранпре, но оно все не приходит и не приходит. Он вдруг подумал, не написать ли ей и не сообщить ли о смерти ее корреспондента, но такой возможности у него, вполне очевидно, не было, потому что это означало бы выдать себя и признаться в преступном любопытстве. Сколько Сеголен будет ждать, перед тем как покорится судьбе?
* * *
Та же гроза, та же Буковая улица, та же трагедия, но вместо Гранпре на мокром асфальте агонизировала окровавленная Сеголен. Молодая женщина протянула к нему дрожащую руку, взмолилась, чтобы он ее не забыл… и Билодо проснулся, цепенея и задыхаясь. Возврат к реальности давался ему с трудом, ведь кошмар повторялся снова и снова, без конца навязывая эти зловещие образы. Чтобы справиться с тревогой, почтальон окружил себя написанными Сеголен хайку, образовав магический круг, призванный защитить его от копошившихся теней. Он принялся читать их вслух, будто колдовские заклинания, но тоска лишь стала еще острее — слова напрочь отказывались складываться в долгожданную музыку: едва он их произносил, они тут же растворялись в ночи и радостные видения, которые он с их помощью призывал, так и не приходили. Стихотворения вдруг поблекли и потускнели, выстроившись в ряд, будто засушенные растения в гербарии; из них ушла вся жизнь, оставив после себя лишь едва заметный аромат.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу