Геннадий Прашкевич - Человек Чубайса

И не ошибся.

Много лет позже, получив полную реабилитацию, уже на пенсии, увидел Серафим в сельском магазине толстую книжку, подписанную Гришиным именем. Ошибиться он никак не мог, в книжке оказался цветной портрет. Раскрыл страницу и наткнулся на совет наблюдать рассветы, а еще через страницу – на сказку, которую сам Гриша и рассказал деду в лагере, а теперь вот решил напомнить. Был восточный бог Будда. Он был, наверное, самый терпеливый, самый внимательный к людям. Если, например, в отчаянии карабкался по грязной скользкой лестнице жизни самый свирепый (по локоть в крови) разбойник, и при этом не давил случайно попавшего под ногу паука, а той же ногой осторожно отодвигал паука в сторону, Будда такое движение замечал. При случае, вспомнив, мог опустить сверху паутинку помощи. А паутинка порой крепче каната.

Покупать книжку Серафим не стал.

В книге трудно не соврать, он знал это. Даже зеркало врет, выворачивает все слева направо. Даже честный человек не может не соврать в каких-то обстоятельствах, так он Богом и природой устроен. А еще память у человека слабая. Как себя ни дразни обидами, все равно что-то забудешь.

Сам Серафим помнил многое.

Помнил Гришу Черного, разговоры с ним. Помнил скученные пересыльные лагеря, неизвестные переправы, зимний лесоповал, жгучую пыль Карлага. Помнил длинного, как жердь, бандеровца, привезенного из-под Львова. Патриотические зеки хотели тайком посадить бандеровца на кол, потом простили. Только вырезали на голой спине, затерли золой и сажей: «Хай помре Степан Бандера та його пособники!» Помнил капитана НКВД Козлова, приказавшего разбить перед бараками цветники. Мечтал капитан о каменных статуях (девушка с веслом, пионерка с салютом, пограничник с Джульбарсом и все такое прочее, тянуло его к искусству), но не нашел в лагере нужных специалистов. Помнил бывшего кулака Мироедова, бывшего офицера Корнилова, сильно повезло людям с фамилиями. Помнил бородатого единоличника Федорова, сектанта-евангелиста Фотия, бывшего урядника Фтеева (все на букву Ф), даже члена ВКП(б) с 1918 года Федю Степанова, которого привлекли к ответственности за исполнение религиозного культа по требованию жены, так он сам объяснял. Помнил бывшего шофера Карякина, которого угораздило в свое время возить самого Рыкова. Наконец, помнил красивую, полную сил молодую бабу из вольняшек Люську Спешневу, повесившуюся в Норильске потому, что кто-то ее бросил.

«Вот дура! – сказал тогда Гриша. – Вольняшка ведь. Зачем вешаться?»

«Это ты еще не понял, – засмеялся Серафим. – Это только кажется, что воля – по ту сторону колючки. Ошибочка, так сказать. По ту сторону колючки любого вольного первый дежурняк зачистит, энкэвэдешник заметет. Там не спрячешься, там поговорить не с кем, всех бояться приходится. Забыл, что ли? Воля не там».

«Погоди, – не понял Гриша Черный. – Как не там? Не у нас же?»

Серафим мрачнел: «Что я все говорю? Ты сам думай».

Был у Серафима дар, о котором он никому не говорил. Рано понял, что не надо об этом и слова упоминать. Например, он как бы видел весь жизненный запас человека, видел красноватое свечение над людьми. В раннем детстве деревенские пацаны хорошо наподдали Серафиму, чтобы он перестал дразнить одного из них утопленником, но летом пацан все равно утонул в речке. Одна училка, преподававшая неживую природу, что-то заподозрила. «Зачем так смотришь?» – спросила прямо на уроке. Серафим насупился и промолчал. Но училка не отстала, подошла к нему на перемене: «Зачем так смотришь?» Серафим опять промолчал. Не говорить же училке, что не намного ее осталось, что стоит над нею как бы красноватое облачко, скоро увезут ее далеко. Как раньше увезли мужа, так и сгинувшего на северных лесоповалах.

С детских лет Серафим любил спать на сеновале.

Там было тихо, пахло сеном, в щели заглядывали звезды.

Свет звезд он слышал – как пение, и долго считал, что это у всех так. И считал, что это несет удачу. Это уже в северных лагерях на глазах Серафима умерло бесчисленное количество людей – и хороших, и плохих, и тайное пение никому не помогло. Тогда Серафим догадался, что не каждому дано умение черпать силы у звезд.

Андрея Семина дед не во всем понимал.

Например, такой факт: путешествие на самолете стоило больших денег.

Тот же путь можно было проделать на поезде, но почему-то Андрей потратил деньги на самолет. В пути он следил, чтобы деду было удобно и когда дед уронил на пол стакан с соком, так посмотрел на усмехнувшуюся стюардессу, что та невольно поджала тонкие губки. Андрей сам водил деда в туалет и терпеливо стоял у дверей, потому что дед не хотел запираться изнутри.