Геннадий Прашкевич - Человек Чубайса

Тогда Юха сказал: «Чин-чин!» – и выпил.

А выпив, подмигнув, сообщил:

– Я гомункул.

Врач (если, конечно, это был врач) нехорошо покосился на Юху, но ничего не сказал. Ну, а те двое, что стояли, прислонившись к косякам двери, тоже покосились на Юху. Никто не включал свет, в комнате становилось все темнее. Филина, среди прибывших явно не было. В голове у меня гудело. Я плеснул себе в пластмассовый стаканчик из фляжки, а Юха загадочно повторил:

– Я гомункул.

Туго обмотав грудь Шурки бинтами, врач сказал:

– Значит, так, пацаны. Раненого не трогать. Вообще не трогать. Не переворачивать, не поднимать. Даже переносить с дивана никуда не надо. Ну, подушечку можно подложить под голову. Я вернусь часа через два, наверное, останусь на ночь.

– Тяжело в лечении, легко в гробу, – легко согласился Юха. Все-таки он ни хрена не понимал. Но что-то и до него доходило: – Меня спросят, что скажу? Шурка мертвый ко мне притопал?

– Заткнись, – нехорошо сказал врач. – Вот тебе сотня на расходы и не думай о глупостях.

– Мало.

– А сколько ты хочешь?

– Еще полтинник.

– Это за что?

– А это за диван, – вполне разумно объяснил Юха. – Знаю я вас. Я сплю на диване, а Шурка его обоссыт.

– Ты диван продать решил?

Юха пьяно кивнул. Конечно, он не понимал происходящего, но врач, подумав, выложил полтинник. Деревянными. Юха все равно обрадовался:

– Ну, тогда вы тут как дома, а я в лавку, – засуетился он. – В лавку, в лавку, в лавку! – театрально вскинул он руки. – Семужка, коньячок с лимоном. В лавках ныне все есть. Коньячок очищает душу, ведь однова живем. Короче, я мигом, меня везде знают… Я гомункул… А вы тут как дома… Мне что, пусть лежит… – Он, кажется, даже Шурку уже не узнавал. – Ложитесь, где хотите, я мигом… Я не человек, что ли?…

– Погоди, – остановил Юху врач.

И кивнул мне:

– Ты чисто, Андрюха, здесь не светись, вали домой. Мобильник оставь при себе, попозже Филин тебе позвонит. Ты запомнил, кто стрелял?

– Откуда? Вылетел «Жигуленок», вот и все.

– Номера, приметы?

– Вряд ли…

– Ладно, иди.

– Там джип стоит во дворе, – сказал я. – Шуркин. Вот ключи.

– А ты на джипе и езжай, – усмехнулся врач. Никакой он, наверное, не был врач, просто опытный пацан. – Чего чужой машине торчать во дворе? Номер у нее ладный, доедешь, менты тебя не должны остановить. Ну, а если все же остановят, сунь им червонец… – он ловко опустил в нагрудной карман моей рубашки пару купюр. – Менты чисто зелень любят. Может, даже честь тебе отдадут. А ты выспись. Конкретно.

– А что с ним? – кивнул я в сторону Шурки.

– Иди, иди, – повторил врач. – Филин тебе позвонит.

– «Ты угасал, богач младой!.. Ты слышал плач друзей печальных… – бормотал, прислушиваясь к нам Юха. Было видно, что ему не терпится сбегать в магазин, купюры жгли ему руку. Я только сейчас разглядел его широкое, сильно траченное алкоголем лицо, выцветшие глаза. – Уж смерть являлась за тобой в дверях сеней твоих хрустальных… Она, как втершийся с утра заимодавец терпеливой, торча в передней молчаливой, не трогалась с ковра…»

– Заткнись, – негромко попросил врач.

– Вот какие стихи! – похвастался Юха. – Пушкин отдыхает.

– Все равно заткнись.

– Мне сегодня сон был, – не захотел заткнуться Юха. С деньгами в руках он чувствовал себя уважаемым человеком. – Снилось мне, что гроб несут. Приятеля хоронят. Вы его не знаете. За гробом нарики идут, известное дело. Цветочки, веночки, все путём, все как у людей. Ну, понятно, нарики перешептываются: чего, мол, учудил корешок, куда собрался! Холодно там, темно, сыро, никто там никого не любит. А я, слышь, – сказал Юха врачу, – так и обмер. Это что ж такое получается? – думаю. Холодно, темно, сыро… Никто никого не любит… Это ж получается, что жмура-то ко мне несут!.. Хоть к знахарю обращайся.

– Родился засранцем, знахарь не поможет, – презрительно сплюнул врач. – Ты тут не сильно гуди. Пока не приду, прислушивайся к братану, понял?

– К Шурке-то? – вспомнил Юха. – А он не будет орать?

– Он еле дышит.

Врач требовательно протянул руку:

– Ключи!

– Какие ключи?

– От квартиры.

– Зачем?

– А если ты уснешь? – нехотя усмехнулся врач. – Поднимать из-за этого весь подъезд? Дверь ломать?

– Да ладно, – согласился Юха. – У меня запасные есть. – Было видно, что в целом расклад страшно его устраивает. – Я ушел. Я ненадолго. Семужка там, коньячок… Сами понимаете, я гомункул…

На другой день ко мне домой явились двое.