Анна Зегерс - Доверие

— Томас, — невнятно пробормотал Хейнц, — дай мне, пожалуйста, твой рубанок, пожалуйста, дай.

Томас всегда лучше понимал Хейнца по выражению его глаз, чем слушая его задорные, легкомысленные, иной раз безрассудные, иной раз и умные речи. Сейчас в его взгляде не было ни безрассудства, ни задора. Хейнц просто с мольбой смотрел на Томаса.

— Чего тебе?

Его удивило, что Хейнц явился в мастерскую.

— Ладно, ничего, — сказал Хейнц, — я уйду. — И он зашагал к двери.

Минутой позже вошли два народных полицейских.

— Кто здесь Хейнц Кёлер? — спросили они.

— Да он только что отсюда вышел, — ответил Томас, — наверно, мимо вас прошел.

Томас глянул во двор. Хейнца уже держал полицейский. Томас побледнел не меньше Хейнца. Тот бросил на него тяжелый, словно ищущий поддержки взгляд, а когда его уводили, в этом взгляде сквозил упрек. Томас вдруг вспомнил мать Хейнца, женщину уже пожилую, и подумал: надо было ему удрать вовремя, если уж ему все здесь опротивело. И тут же в голове пронеслось: если он против завода выступил, значит, и я его арестовал. Значит, я тоже против него.

И вдруг с быстротою молнии — самые точные объяснения не привели бы к такому эффекту — он уразумел разницу между мыслью и поступком. В обыденной жизни одно вытекало из другого. Сейчас мысли разделялись бесконечными, грозными пространствами.

Эрнст без обиняков заявил:

— Они, верно, ждали Хейнца у прокатного. А он увидел их и не пошел в цех. К тебе побежал.

В последних его словах прозвучал упрек за прошлое.

— Штрукса уже можно допрашивать, он в состоянии отвечать на вопросы. Кёлер его едва не укокошил.

Томас забыл о своем благоразумном решении — отмалчиваться.

— Хейнц? Штрукса? Ну и брехня, ну и вздор, ты просто спятил.

— Так или иначе, а ему велели задержать Штрукса.

— Кто велел?

— Те, кто эту кашу заварил, ну, такие, как Вебер. За Вебером стоит его отец. За отцом — какой-нибудь шеф.

Томас ничего не ответил. Я упустил время, надо было поймать Хейнца на его язвительных рассуждениях да вправить ему мозги, чтобы понял, что разумно, а что нет. Я же его болтовне значения не придавал, вот и проглядел парня.

Он вдруг ощутил острую потребность поговорить с кем-нибудь. Только не с Эрнстом Крюгером. С учителем Вальдштейном? С Робертом Лозе? С Тони? Сжав зубы, он дорабатывал смену. Эрнст упорно пытался заговорить с ним, но Томас не отзывался.

Вечерело. Томас обедал у Эндерсов. Тони была на работе. Эндерсы не в пример многим старикам не любили жаловаться на свои беды. Фрау Эндерс кое-как выходила мужа, избитого на канале. Все, что он успел тогда заметить, черным по белому стояло в протоколе. Фрау Эндерс было не до разговоров. Она с грустью думала об Элле.

— Теперь и Хейнца арестовали, — с трудом выдавил из себя Томас.

— Он тоже виновен в ее смерти, — ответила фрау Эндерс.

Томас подумал: пожалуй, она права. Но от этого ему не стало ни спокойнее, ни легче.

Он прилег на кровать. Даже то, что он опять был один в комнате, не радовало его сегодня. Вебер был ему, конечно, противен, особенно теперь. Но и такое одиночество ничего доброго не сулило. Мысли не давали ему уснуть.

Вечером он еще раз заглянул к Эндерсам. У них сидел гость, Гюнтер Шанц, с забинтованной рукой. Томас вспомнил, что рассказывал Эрнст, — Гюнтер уцепился рукой за ворота, чтобы преградить дорогу смутьянам. Эрнст снова и снова повторял свой рассказ, дрожа от ярости, ему вторила невеста Гюнтера Эрна и брат невесты, хилый паренек, который преклонялся перед ним, как когда-то преклонялся брат Гюнтера Хейнер.

Может, Гюнтер надеялся, хоть они и давно рассорились, сегодня встретить здесь брата. В его памяти квартира Эндерсов все еще была чем-то вроде убежища для тех, кто в трудную минуту не хотел сидеть ни дома, ни в пивной. И старая фрау Эндерс ничуть не удивлялась, если в какой-то вечер — случалось, только она и понимала, что это особенный вечер, — кто-то появлялся у нее нежданно-негаданно. И на лице пришельца можно было прочесть: а куда, господи ты боже мой, мне еще было податься?

Дважды пересилил себя Гюнтер, ходил к брату — в дом, который был когда-то домом Эллы. Женитьбу эту Гюнтер не простил ему, как и его разлад с партией, вернее, все, что было причиной этого разлада.

Квартира стояла запертая, изнутри не доносилось ни звука. На заводе Хейнер не показывался. Ни в одной пивной его не было. Гюнтер встревожился, стал спрашивать о друзьях Хейнера, и тут впервые услышал:

— Да разве ты не знаешь? Бернгарда арестовали.