Анна Зегерс - Доверие

Хорошо, что ей ночью не спалось. Она издалека услышала шум подъезжающих машин. Услышала, что происходит в соседнем доме. Вначале они позвонили. Потом стали стучать что было сил. Народная полиция.

Она бросилась на чердак, растолкала Хельмута.

— Вставай. Рядом обыск. Кто-то на кого-то донес. Как водится теперь. Тебе нельзя здесь оставаться. Проберись в сад, в сарай. Там полным-полно инструмента. Ты тощий. Втиснешься… Скорее, торопись.

Народная полиция пришла к ней на рассвете. Они обшарили все углы. Ленора фон Клемм понимала: по ее документам они узнали, что у нее есть сын. Они поднялись на чердак.

— Кто здесь курил?

— Я курила. Когда я работаю по дому, я всегда курю.

Для человека с нечистой совестью эта женщина была чересчур равнодушна. Один из полицейских заглянул даже в сарай. Инструменты у входа не пускали дверь открыться. Он ничего не увидел, кроме разбитой лейки, грабель и метлы. Хельмут весь вжался в груду старой садовой мебели. Взгляда его, которым он готов был пронзить полицейского, тот в темноте не приметил.

Полиция ушла. Ушла и Ленора — на работу в больницу. Хельмут тоже ушел. Не с кем ему было прощаться.

Томасу не нужны были постановления и указания, что работу ни в коем случае бросать нельзя. Когда он от Штрукса вернулся в мастерскую, его осыпали бранью и угрозами. Но он вернулся бы даже под градом камней, под градом пуль. В эти минуты ему отчетливо представилось, как много лет назад в грейльсгеймскую школу пришли коссинские товарищи и сказали: «Вам пора получать специальность. Идите к нам. Нам такие, как вы, нужны».

Он был здесь нужен и в работу вкладывал всю свою душу. Конечно, кое-что ему не нравилось. Кое-что надо было изменить. За последнее время пропасть всяких неполадок накопилась. Но здесь он нужен. Здесь его место. И огорчения его из-за того, что многое шло вкривь и вкось, были связаны только с этим заводом. Нигде больше ему не испытать ни подобных забот, ни подобных радостей. Не мог он себе представить, что кому-то пришло на ум перетащить сюда обратно прежнего директора, если тот еще жив, о чем Томасу ничего известно не было. Расчистить для него путь забастовкой, считал он, все равно что вернуть в грейльсгеймский детский дом директора-нациста и его жену, белокурую фурию в белом халате.

Не только Эрнст Крюгер, но и старшие товарищи из руководства, косо смотревшие, а то и вовсе не смотревшие на него в последнее время, знали теперь, что в решающий час Томас держался молодцом. И стали относиться к нему по-прежнему. Но для Томаса трудные времена наступили именно тогда, когда в Коссине многие трудности остались позади.

Когда завод уже работал полным ходом, арестовали кое-кого еще, одних дома, других прямо на производстве. Янауш считал вопиющей несправедливостью, что и его забрали. Одно время он притаился было, потом стал ходить на завод, как ходил не один десяток лет, ворчал, злился, поджимал тонкие бледные губы. Он надеялся, что в суматохе никто не заметил, какую роль он сыграл у канала. Вебер, тот на завод не вернулся. И дома его не было. Возможно, перебрался в Западный Берлин.

Хейнер Шанц до сих пор не вышел на работу. Спал он, видимо, в сарае на садовом участке Янауша. Люди видели его то тут, то там. Предстояли похороны его жены Эллы. Бернгарда, на которого он буквально молился, арестовали. Но не таков был Бернгард, чтобы проговориться, что удар Штруксу нанес Хейнер Шанц. Очевидно, пока никто имени Хейнера не упомянул. Полиция его не разыскивала.

Хейнц Кёлер провел весь день у матери в больнице. Потом опять вышел на работу. Минуту-другую Гербер Петух искоса наблюдал за ним, но сказать ничего не сказал. Мальчишка-ученик, всей душой привязанный к Хейнцу, исчез. Куда и давно ли — было не ясно.

Рано утром, на второй день после выхода на работу, Хейнц неожиданно пришел к Томасу. Томас только-только вошел в мастерскую, Хейнц осунулся. В последний раз они виделись в заводской столовой, когда Хейнц ждал вестей от Вебера, а Томас — от Боланда. Вчера и позавчера Томас трудился не покладая рук. Оставался сверхурочно — многие по разным причинам не вышли на работу. Томас не мог заставить себя размышлять над происшедшими событиями, тем более обсуждать их. Вид Хейнца удивил, чуть ли не испугал его. Парень до неузнаваемости изменился со времени их последнего отрывочного разговора. Какое участие принимал Хейнц в событиях того злополучного дня, Томас все еще не знал.