Дмитрий Шишкин - Возвращение красоты

Увы, через пару лет я узнал, что Серега ударился в протестантизм. Это меня удивило и расстроило. Оставалось надеяться, что он переболеет этой «болезнью благополучия», так же как переболел когда-то зависимостью от наркотиков…

С тех пор прошло более десяти лет, и вот — в 2010 году, когда владыка благословил меня служить молебны в областном наркодиспансере, на одном из молебнов я встретил Серегу. Он рассказал о своей «протестантской эпопее», о новом падении в наркозависимость, о том, что едва начал из этого болота выкарабкиваться… В другой раз Серега пришел ко мне в храм, и мы с ним долго беседовали. Он захотел снова жить православной жизнью, и это решение было обдуманным и искренним. «Я понял, — говорил он, — что протестантство — это не Церковь, а "клуб любителей Христа", вот и все. Только Православие и есть та самая Церковь, которую создал Господь». После этого разговора Сергей исповедовался и причастился. Приходил он еще несколько раз, исповедовался и причащался… Еще через год он уехал в один из киевских монастырей и на данный момент живет там.

Был и еще один человек в нашем маленьком коллективе. Звали его, по-моему, Сашей. Явился он совершенно юродивым: какой-то весь взлохмаченный, дикий, говорил отрывисто, полунамеками, убегал и прятался в самые неожиданные моменты, посверкивал заговорщически глазами из темных углов — словом, вел себя в высшей степени загадочно и странно. Прошло немалое время, прежде чем мы стали догадываться, что «юродство» это вряд ли служит выражением высокой духовности. Паренек наш вел себя иногда прямо вызывающе: выкрикивал какие-то грубости, отказывался трудиться, дерзил, но проделывал все это с неизменным пророческим видом, так что никто не осмеливался поначалу поставить его на место, как было бы с нормальным человеком. Признаться, я страдал от его выходок страшно, но терпел, поскольку догадывался, что и он, вероятно, страдает от моего присутствия ничуть не меньше. Ну да слава Богу за все!

Примерно через месяц от начала нашей скитской жизни произошло событие, которое — как можно теперь сказать — перевернуло всю мою жизнь. Мы получили письмо из Одессы от наших паломниц. В нем между прочим были такие слова: «Почему, путешествуя по многим монастырям земли Русской и общаясь постоянно с монахами и послушниками, мы не усомнились в своем намерении стать невестами Христовыми? И почему после нашей с вами встречи мы усомнились в своих намерениях? Что это за знак Божий?..».

Письмо было отправлено на мой симферопольский адрес. Разглядывая конверт, я все не мог сообразить, почему моя фамилия написана на нем дважды. Наконец до меня дошло: Лена, та самая Лена, что оставила в душе моей чистый след, живет, оказывается, в Одессе на улице Шишкина. Кто-то, возможно, увидит в этом простое совпадение, для меня же это был тот самый знак,что приближает человека к осознанию истины.

Вскоре в монастырь внезапно, без предупреждения, прибыл в сопровождении отца Александра на черной епархиальной «Волге» владыка Лазарь. Он прошелся по дому, посмотрел, как мы живем, заглянул во внутренний дворик и в общем, несмотря на некоторый беспорядок, остался доволен. Владыка, мне кажется, понимал, что на данном этапе вряд ли можно требовать от нас большей организованности и порядка.

Уже провожая архиерея, возле источника, я набрался храбрости и подошел к нему со своим вопросом:

— Владыка, я в сомнении, что мне делать — жениться или остаться в монастыре?

— Решай сам.

— Не могу, владыка, решиться. Полагаюсь на ваше архипастырское благословение.

— Я тебе так скажу, — отвечал он раздумчиво, — женишься — жалеть будешь и монахом станешь — тоже жалеть будешь. Думай, думай сам, Димитрий…

И с этими словами архиепископ, благословив нас всех, покинул обитель.

Начались мои страдания, понять которые может лишь тот, кому приходилось в жизни совершать мучительный, определяющий выбор.

Опережая естественный ход повествования, скажу, что только через четыре месяца, уже накануне венчания, мы с Аленой получили окончательное и, можно сказать, чудесное благословение от старца одесского Свято-Успенского монастыря отца Ионы. Не будь этого благословения, наш союз, несомненно, распался бы в первые, самые трудные годы. Но, милостью Божией, по молитвам отца Ионы, мы вот уже двадцать лет вместе, и у нас подрастают дочки: София и Ксения.

Итак, я все еще оставался в монастыре, но сердце мое уже склонялось к избранию иного пути. Я размышлял так: если Богу будет угодно, то после волнений семейной жизни мне еще возможно будет найти пристанище в тишине монастырской гавани. В то же время принятие монашества теперь решительно и навсегда отсекало саму возможность последующего вступления в брак. Но главное, я метался между своими же помыслами, в то время как Оптина учила меня основывать поступки на фундаменте послушания. И вот этого-то последнего я и искал.